— Как велики силы Литория?

— Может быть, не столь многочисленны, но хорошо вооружены. Они везут подвижные галереи и башни, деревянные «черепахи» с таранами, баллисты и катапульты для бросания камней и балок, «скорпионы» для метания стрел и зажигательных факелов.

— Ты, сын, снова собирайся в разведку, следи за каждым шагом Литория и почаще посылай ко мне гонцов.

Доселе вялый взгляд короля наполнился решимостью, обвисшие плечи, на которых болталась медвежья власяница, распрямились; Теодорих преображался на глазах сына, а когда они вместе сходили в терму и смыли грязь: сын — походную, отец — траурную, короля уже было не узнать совсем... К нему наконец-то возвратились силы полководца и правителя. И это не могло не обрадовать его подданных, тем более что сие произошло перед решающими событиями.

Король сразу же велел позвать к себе епископа Сальвиана.

— Ты, преподобный, не так давно просил за сына телохранителя своего... Этот галл обязан тебе... И мне... Говорят, что перед тем, как Давитиак был осуждён и продан в рабство, он пользовался огромным влиянием у местных племён как предсказатель... Я хочу послать его на берег океана, чтобы Давитиак привёл на помощь нам населяющих этот берег осимов, куриосолитов, эсубиев, аулерков, редонов, лексовиев. Справится Давитиак? Не убежит?..

— Справится, повелитель... А как ему убежать, если в заложниках у нас остаётся его сын, — усмехнулся епископ.

— Скоро случится маскаре. А за ним — отлив. Судно наварха Анцала, который доставил мою несчастную дочь, стоит наготове. Пусть Давитиак садится на это судно и ждёт отлива... С Богом!

— С Богом, мой великий король! — с жаром воскликнул Сальвиан, зажигаясь энергией от своего повелителя.

— Фридерих, — снова обратился король к сыну. — Но Литорин не должен появиться под стенами Толосы до тех пор, пока не придёт помощь с берегов океана. Но, а если и появится, чтоб только за сутки до маскаре... Поэтому я посылаю конницу под командованием младшего Эйриха, который будет подчиняться тебе. Пусть он постоянно наносит удары по римлянам везде: в походе, на привалах, и тем самым будет сковывать их движение.

— Хорошо, отец. Всё исполним так, как велишь.

Обладающий от природы самонадеянностью — качеством, которое непомерно разбухло после взятия Нарбонны, да ещё поддержанный в своём решении взять столицу вестготов в Галлии императрицей и её евнухом Ульпианом, Литорий, выступая в лагере легионеров перед тем, как отправиться в поход, сказал:

— Мужественные сыны мои! Мы с ходу возьмём главный город галльской Аквитании... Несчастье, обрушившееся на дочь короля вестготов, парализовало его волю. У него мало войска, и мы, взломав стены Толосы, проникнем внутрь и захватим все её богатства... Вспомните выражение «Aurum tolosanum»... На территории города есть немало кладов, захороненных жрецами-друидами... Мы перероем всю землю, найдём и обогатимся... Вперёд, орлы!

— Вперёд! — взревели тысячи глоток. И этот рёв тут же заглушили сильные удары копий о щиты.

Литорий рассчитывал густым лесом достигнуть Толосы, с ходу занять два холма возле неё, господствовавших над местностью, и начать готовить штурм крепости. Для этого он и взял с собой большое количество осадных и таранных машин...

Поначалу у Литория всё шло неплохо. Легионы, предводимые опытными командирами, двигались почти без задержки: лес вблизи Нарбонны и чуть дальше был проходимым. Но как только миновали Каркасов, тут-то и пришлось заниматься рубкой деревьев, чтобы пробить в них полосу для дальнейшего хода. К тому же разведка доложила, что неподалёку появилась германская конница, правда, она пока не тревожила римлян, но Литорий, чтобы обезопасить себя от её нападений врасплох с флангов, приказал все срубленные деревья повёртывать верхушками к врагу и, накладывая их одно на другое, устраивать с обеих боков своего рода вал. Но скоро полили такие беспрерывные дожди, что солдаты уже не могли дольше жить в палатках, — пришлось отвести войска из леса на равнину и разместить их в селении.

А когда снова собрались в поход, то неожиданно и напала германская конница, которая порубала немалое количество римлян и отбила две подвижные башни и несколько баллист.

Но самонадеянность Литория и здесь нисколько не уменьшилась; наоборот, он верил в успех и в своих мужественных «орлов». Правда, незамеченным ему не удастся теперь, как видно, провести их к Толосе, но Литория это особенно не беспокоит, он знает, что у Теодориха не так много сил и, если король вестготов даже упредит его и займёт господствующие высоты, то Литорий всё равно вышибет его оттуда и, может быть, покончит всё разом и, не производя штурма города, войдёт в него как победитель...

После удачного нападения конницы младшего брата Фридерих отправил к отцу гонца с подробным отчётом. Король в позднее время находился на крыше дворца, любуясь вечерним пейзажем, что открывался сверху. Там он и принял гонца и ещё раз понял, как долго сам бездействовал, ибо теперь каждое незначительное сообщение оттуда приятно будоражило кровь. Теодориху казалось, что также приятно будоражило бы кровь и сообщения не столь хорошие, так как и в этом случае они заставляли бы его не сидеть сложа руки, а действовать... Действовать! Вот то состояние, в котором он бывал всегда. А то вынужденное пребывание в трауре будто согнуло его и состарило.

Король поблагодарил гонца, одарив его несколькими золотыми, велел накормить и отправить спать; и снова остался один...

Оливковая роща вдали, где располагался разгульный дом Теодориха Второго, подёрнулась мраком. Но сейчас король об этом доме думал уже не с ненавистью; второй от рождения сын умеет тоже, как и другие братья, неплохо воевать и, не задумываясь, отдаст жизнь во имя победы.

Думы о сыновьях согрели сердце короля-отца. Он встал, подошёл к самому краю крыши, огороженному мраморными перилами, опёрся о них, поглядел на медленно текущие воды Гарумны; они пока были ещё видны в темноте...