— Ну и что ж, что дядя! Пусть из застенка своего не вылазит. У кнута служит.

— Но он же тебя на престол возносил.

— А я его просил об этом?

На это нечего было возразить, Софья сама знала, что Фёдора на престол действительно затащили родственнички силодёром, пользуясь его слабостью и нездоровьем.

У Василия Михайловича была редкая способность рассказывать о своих мытарствах с неистощимым юмором. Там, где другой плакался бы, вымаливая себе сочувствие у слушателей, Тяпкин говорил с нескрываемым, почти злорадным ехидством над самим собой. И когда он, лицедействуя, рассказывал государю, как оказавшись в тёмной яме, они тыкались в стены, как слепые котята, как залезли в горшок с дерьмом, в кабинете государя стоял гомерический хохот. Все хохотали от души и неудержимо. Один Тяпкин сохранял на лице невинное выражение.

— Ну, Василий Михайлович, ну, уморил, — говорил умиротворённо государь, отирая слёзы, выступившие от смеха. — Да ты один всего отцова театра стоишь.

— Однако, государь, надо незамедлительно слать посла к султану, — сказал Голицын.

— Кого бы ты предложил, Василий Васильевич?

— Я думаю, думного дьяка Возницына. Это человек обстоятельный, несуетливый.

— Тогда пусть Василий Михайлович расскажет ему, что требуется ещё внести в договор.

— Я готов, государь, хоть сегодня, — отвечал Тяпкин. — Главное, чтоб восстановили статью о запорожцах.

— Запорожцы, слава Богу, присягнули нам, и теперь у гетмана с ними меньше забот будет. Но турки-то их к себе хотят оттягать.

— Вряд ли, государь, у них что получится. Сечь-то не только на берегу, но и на острове посреди реки. А остров к какому берегу отнести? Раз тебе присягнули, значит, к левому, к нашему. Переберутся все на остров — и вот уж они наши. Вот тех, кто с правого берега от турок бежал, гетман просит указа селить в краснопольских и сумских угодьях, а то вельми тяжки они его казне.

— Василий Васильевич, заготовь указ для гетмана. Я подпишу. А что сам Мурад-Гирей, не алкает ли новой драки?

— Нет, государь. Ему надо почаще подарки слать, он рухлядь весьма алкает.

— Ну это мы сможем. Как тебе удалось Шереметева выкупить?

— А не стал рухлядь распылять, совать всяким чиновникам, а вывалил всю перед ханом — он и размяк. Ну я тут к нему, пока не остыл он, подари, мол, мне соотечественника Шереметева. Он и подарил.

— Там есть у них ещё наши пленные?

— Увы, есть, государь. Вместе с Шереметевым, например, томился и князь Ромодановский.

— Это какой же Ромодановский?

— Фёдор Юрьевич, государь.

— Василий Васильевич, собраны ли полонянские деньги?

— Не всё ещё, государь.

— Сколь собрано, немедленно надо употребить на выкуп пленных. Немедля. Мыслимо ли — князь у поганых в рабах обретается.

— Шереметев, когда мы сюда ехали, — сообщил Тяпкин, — в пути обещал десять тысяч дать на выкуп Фёдора Юрьевича.

— Вот видишь, — оборотился царь к Голицыну. — Посылай выкупные, чтоб никого из христиан в рабах в Крыму не оставили. Никого.

Думный дьяк Прокофий Богданович Возницын прибыл в Стамбул с поручением великого государя взять утверждённую султаном грамоту о перемирии. Перед отъездом из Москвы он долго и обстоятельно беседовал с Тяпкиным, который пересказал ему, что было опущено в ханской шертной грамоте и должно быть восстановлено в султанской.

Чести видеть султана Возницына не удостоили, его принял визирь. Удостоверившись в полномочиях царского посланца, визирь вручил ему торжественно грамоту.

— Отныне объявляется мир между моим султаном и твоим государем, — сказал визирь.

— Я должен прочесть грамоту, — сказал Возницын. — Может, она не годна нам.

— Читай, — согласился визирь.

Прокофий Богданович прочёл и положил грамоту на стол.

— В чём дело? — нахмурился визирь.

— В грамоте отсутствует статья о Запорожье, я должен настаивать о включении её в грамоту.

— Ты в своём уме, дьяк, она уже подписана султаном.

— Но хан Мурад-Гирей обещал, что в утверждённой грамоте Запорожье будет оставлено за нами.

— Мало ли что обещал хан. Всё решает султан. Он так решил и подписал, и больше никаких дополнений и исправлений в грамоте быть не может. Султан не подьячий, чтоб десять раз переписывать грамоту.

— Но она может быть не годна моему государю.

— А это уже не наше дело. Вы в своё время похитили гетмана Дорошенко, теперь вам подавай Запорожье.