Шрифт:
«Мы на Ваганьково», – вроде бы обронила одна из сестер.
«Ведь это очень известное кладбище?» – подумала я в тот раз.
– Пантеон... – бормотала я, засыпая. – Эмилия... Бобер!
Горький шоколад, сладкий чай, вот какой расклад, ай-яй-яй
За четыре последующих дня я пристрастилась к горячему шоколаду, начиная каждое утро в кофейне на углу.
Время летит быстро, если не любишь. Сейчас же оно тянулось, как засахаренный мед. Ведь каждую минуту я ждала звонка от Бобра, поглядывая на увядающую орхидею и прислушиваясь к шагам за дверью.
Сколько ни живу, столько удивляюсь притяжению между людьми, и притяжению не к принцу Чарльзу или к папе Бенедикту XVI, к ним-то как раз полнейшее равнодушие, а вот похожий на бобра человек взял и без разрешения поселился в моем сердце... Абсурд длился уже неделю, поэтому пресловутая «банка огурцов» все-таки должна упасть на него и разбиться, когда он наконец появится.
Он пришел в понедельник, и это была третья наша встреча.
– Извини, – сказал он как ни в чем не бывало, садясь в соломенное кресло напротив меня.
– Мы уже на «ты»? – подскочила я, обрадовавшись.
– Мне уйти? – поднял брови Бобер, внимательно глядя на меня.
На что я улыбнулась.
– Петр Мартынович, – сказала я, – оставайтесь...
– К тебе или ко мне? – сразу определился Бобер, и мне это очень понравилось.
– Ко мне ближе! – Я вскочила, был уже вечер, и ни одного клиента в дверях.
Тут надо сделать важное отступление. Вот оно, в двух предложениях: когда женщина влюблена, она наступает на одни и те же грабли постоянно. И не думайте, что она потеряла ум, – просто она влюблена!
Чуть ли не рысью мы добежали до дома номер 14/7, вошли в подъезд, я открыла дверь, и мы оказались у меня в комнате...
На кровати спала Клеопатра – облезлая кошка сестер Хвалынских. Ненавижу.
– Киска, брысь, – прошипела я, сконцентрировав всю свою вежливость на слове «киска».
– А кто здесь еще живет? – прислушался к голосам за стеной Петр Мартынович.
– Сестры Хвалынские, – стряхнув босоножки, я прыгнула на дощатый пол и с интересом взглянула на своего кавалера. – Иди сюда.
– Бывшие балерины, да? Как интересно. – Петр Мартынович ослабил петлю галстука и обнял меня. – Расскажешь мне о них потом?
– Бывшие кто? – возмутилась я, прижатая к груди Петра Мартыновича. – А ты ничего не путаешь?
Говорить сегодня про старух, которые походили на двух разжиревших крольчих, никак не входило в мои планы.
– Я о них все равно ничего не знаю!
Мы стряхнули еще по какой-то части гардероба, я чуть больше, Петр Мартынович, как истинный джентльмен, чуть меньше. Он долго и с видимым удовольствием целовал меня в губы.
– Нежные, как цветы, – счел нужным сообщить Петр Мартынович и спросил: – А зачем так много бегоний? – В самый ответственный момент он оглянулся на подоконник.
Я не стала отвечать, и внезапно он бросил меня на кровать. Я от такого сюрприза прикусила язык, а пружины старушки-кровати жалобно скрипнули и больно впились мне в спину, и тут меня, не иначе, укусила какая-то муха...
– Если мужчина позволяет себе исчезнуть на неделю, не звонит и никак не проявляет себя, то подозреваю, что и секс с ним – такое же фуфло! – абсолютно без пиетета очень тихо ляпнула я, устав неделю ждать Петра Мартыновича. – Какой мужчина в брюках, такой и голый, разве не так, Петр Мартынович? – добавила я, тоже далеко не ангельским тоном.
Петр Мартынович пожевал губами и медленно надел уже спущенные было брюки. Печально щелкнув подтяжками «Milton», вышел на улицу, забыв про пиджак.
А мне стало мучительно стыдно, хотите верьте, а хотите нет.
– А пиджачок? – беззвучно заикнулась я, как самая настоящая растяпа.
«Ну вот, даже не убедилась в правильности собственной гипотезы...»
И еще, пока не заснула, я думала:
«А разонравился он мне. То ли у любовницы целую неделю обретался, то ли в компьютер играл...»
Эвридика Юрьевна и Марианна Юрьевна дружно храпели за стеной, когда я попыталась уснуть.
«Что мне предстоит? – думала я, ворочаясь полночи. От своей внезапной любви я не ждала ничего хорошего, а оставленный пиджак, как ни крути, означал продолжение нашей с Петром Мартыновичем истории. – Словно путешествую на воздушном шаре, его несет, и меня вместе с ним бултыхает в корзинке...»
Под утро что-то мне померещилось за окном, я открыла глаза и увидала, как с улицы на меня кто-то пристально смотрит и подмигивает!