Историю о том, как лавр стал атрибутом Аполлона, рассказали латиняне. Это память любовном поражение златокудрого бога. Нимфа Дафна бежала от его любви, как от чумы или дикого зверя. Аполлон не хотел считаться с тем, что она дала обет целомудрия. Пламенная молитва Дафны была услышана богами, и они превратили её в лавровое дерево.

Пророчество, творчество, посвящение в таинства - удел немногих. Но кому незнакомо божественное любовное неистовство? Оно лучше всех прочих. Каждый, кого коснётся Эрот, словно обретает крылья и становится поэтом, даже если до того и был чужд Музам. Любящий вдохновлён богом! Слава Эроту! Он не случайно принял образ шаловливого мальчика: Эрот опекает прекрасных юношей.

В поэзии, которую вдохновляют Музы и которой покровительствует Аполлон, любовь к женщине занимает незначительное место. Хотя есть высокие образцы, но это слабое утешение для гомофобов: Сапфо божественная - пример высокой поэзии. Она единственная женщина среди поэтов той эпохи и лесбиянка. Поэзия - дело мужское. Божественный промысел, дружеская верность, игривая гомосексуальность - вот обычный круг тем, если не считать эпических полотен, назначение которых всё же более ритуальное, чем поэтическое.

Аполлонистическая поэзия презирает женщин. Поэты бродят в "лабиринте мальчиков, из которого нет спасения". "Русого вижу - и таю; чернявого вижу - сгораю; Рыжего вижу - совсем больше ни жив я, ни мёртв". "В должное время, В юные годы Надобно пожинать любовные утехи..." "Сладчайшие слезы" льются ручейками и сливаются в реки. "Бог ужасный, Эрот, никогда ты меня не направишь // К женщине - страстью к одним юношам пылко горю!". Иные согласны умереть в объятиях прекрасного отрока. В такой компании у женщин нет ни одного шанса! Мысль о том, что можно любить одних лишь женщин, поэтам в голову не приходит, а если бы и пришла, то ужаснула бы.

"Девушек скверны объятья, затейливы их поцелуи,

Сладостнейший аромат не источают тела,

Речи нескромны, бесстыдны и грубы у них, а во взгляде

Ложь прочитаешь всегда, неучи, глупые все!

Холодны задом они, и - что самое худшее - места

Ты не найдёшь, где рука нежно могла бы блуждать".

"Что мне девичий пыл?" - вопрос формальный. Огонь истинной мужской страсти пылает сильнее. "Только врагу своему пожелаю любить я красавиц..." - звучит как проклятие. Тем, кому не нравятся забавы с мальчиками, ответ один - "отправляйся туда, где нет вина и любви..." В Аид! К черту!

В отличие от античного наследия, современная гомоэротика - удел маргиналов и литературных хулиганов. Столетия, проведённые в подполье культуры, выработали комплекс вины за непреодолённый грех. Это абсолютно чуждо авторам в древности, они живут в мире, не разделённом на сексуальные меньшинства и большинства. Одним словом - язычники!

Сегодня, даже там, где на первый взгляд нет проблем с толерантностью, заявление о своей гомосексуальности равносильно добровольной ссылке в духовную резервацию, пусть и цивилизованную, с правами человека и шумными манифестациями. Это не гарантия, что вас не подстерегут в тёмном углу, и не проломят вам голову камнем. В лицемерной толерантности наш мир действительно далеко ушёл от античности, есть чем кичиться! В эпоху просвещённого гуманизма и организации объединённых наций мракобесие так же обыденно как и в средневековье.

Лучше всего внутреннее состояние одиночества в клетке общественных предрассудков, передал Шекспир, о котором до сих пор спорят - то ли мужчина, то ли женщина, то ли просто любил мальчиков?

"Уж лучше быть, чем только слыть дурным,

Упрёкам подвергаться понапрасну.

Ведь даже радость превратиться в дым,

Когда не сам признал её прекрасной".

"На радость и печаль по воле рока,

Два друга, две любви владеют мной.

Мужчина светлокудрый, светлоокий

И женщина, в чьих взорах мрак ночной".

Самые знаменитые сонеты Шекспира отмечены нетрадиционной сексуальностью, особенно 20, 26, 36, 53, 54 и 126. Когда говорится о поэтах, художниках, музыкантах, часто умалчивается о "неправильной" с обывательской точки зрения стороне их жизни. Всегда наготове словесная формула: мы их любим не за это. Самый яркий и общеизвестный, навязший в зубах, пример - попытка отделить творчество Чайковского от личности Чайковского, без которой не было бы его творчества. Говорить о русской поэзии Серебряного века, умалчивая о ярко проявленной в ней разновекторности сексуального желания - значит говорить не о чём. Таких примеров множество.

Принцип "Жопа есть, а слова нету" обывательски почитается как культурная традиция. Нет, господа! Это пришло в нашу культуру из лакейской комнаты барского дома. Детям кухарки не хотелось вспоминать, что они кухаркины дети, и что их мама выражалась просто и внятно без литературно культурных высеров, называла вещи своими именами и не брезговала крепким словцом, когда считала это уместным. Вот они и сочинили свою интеллигентность, которую Ленин метко обозвал национальным говном.