Шрифт:
Глава одиннадцатая. Лучшие дни
Глубокой ночью охранники на стенах взволнованно смотрели куда-то, требуя позвать командиров. Открыв ворота, Нестор и Долан увидели черного жеребца, который послушно и спокойно стоял у стены. Десять мужчин, оголив свои мечи, направились к нему, осторожно осматриваясь по сторонам. Две длинные веревки были привязаны за седло коня, а на земле лежали два грязных и больших тряпочных мешка.
Осторожно подойдя к жеребцу, Нестор обрезал веревки, после чего, животное сразу же умчалось в лес. Немного раскрыв один из мешков, он удивился.
— Что там? — спрашивали остальные, в ужасе оглядываясь по сторонам.
Тогда командир подозвал Долана и показал.
Ранним утром девушку и мальчика разбудили громкие голоса жителей. Приведя себя в порядок, они, выйдя на улицу, заметили, что в это утро не пахло кашей как обычно. Но они заметили другое — у каждого ребенка и женщины в руках было по несколько зеленых яблок.
Пройдя на площадь, Анна увидела два мешка, из которых люди брали фрукты. Эдмунд тут же побежал к ним и, схватив пару, направился обратно, вручив одно девушке. Наблюдая за радостными лицами, Анна была сильно удивлена и, ущипнув себя за руку, убедилась в том, что не спит.
Встретившись с Джоном на их обычном месте в лесу, Анна поблагодарила его. Вампир, промолчав, направился к Демону. Эдмунд же, спрыгнув с лошади, подошел к Аргусу и начал гладить его, дергая его за длинные уши.
Девушка не сразу заметила, зачем вампир наклонился к земле, но вскоре увидела две оленьи туши, которые Джон, схватив по одной в каждую руку, притащил к ней и стал привязывать их к седлу ее кобылы. Глядя за его действиями, она была ошеломлена.
— Это нам? — спросила девушка.
— Да… пусть подавятся, — с длинными паузами, произнес он и отошел от нее.
— Я не знаю, что сказать, — говорила она, глядя вампиру в глаза.
— Иди уже! Я их гнал несколько километров, не хочу, чтобы протухли! — сказал он, нахмурив брови.
— Спасибо! — произнесла Анна и направилась в город.
— Ты должна вернуться! — крикнул он ей вслед.
По дороге домой она улыбалась. Там ее встретили с радостными криками и опросами, как ей удалось их поймать, но она ничего не говорила.
Сидя на той скале у самого края и смотря куда-то вдаль, Анна и Джон слушали мягкий шелест листьев и плавное пение кружащих в небе птиц. Неподалеку от них, расположившись на коленях, Эдмунд строил замок, складывая камни друг на друга.
— Ты совершил хороший поступок, накормив голодных людей. Я не думала, что ты способен на такое. В твоем сердце есть свет, — обратившись к вампиру, сказала девушка.
Устремив свой взор на нее, Джон молчал, не зная, что ответить.
— Что ты чувствовал тогда?
— Ненависть.
— Тогда почему…
— Не знаю. Просто заткнись! — перебил он ее.
Долго глядя в его желтые глаза, она, наконец, подобрав небольшой камень, взяла вампира за руку, отчего тот обеспокоенно одёрнул ее от неожиданного прикосновения.
— Дай мне свою ладонь, дубина — сказала она.
Медленно протянув Анне свою руку, он почувствовал ее теплую кожу. Девушка положила камень в его широкую ладонь и пальцами помогла ему сжать кулак.
— Зачем мне этот камень? Глупое ты существо!
Закатив глаза, девушка ответила:
— Сожми его настолько сильно, насколько ненавидишь нас.
После чего вампир сделал то, что она сказала. На звук хрустящих костей обратил внимание даже мальчишка. Вскоре Джон разжал свой кулак, его ладонь была красной.
Девушка забрала этот камень и, немного приподнявшись, кинула его вниз со скалы.
— Пусть летит твоя злость и ненависть вместе с ним и разобьется о землю.
Тогда Джон улыбнулся, отчего его глаза обрели яркий желтый свет.
— Почему у тебя такие глаза?
— С рождения, — произнес он, — мои глаза наполняются светом, когда я смотрю на солнце! — говорил он, но его глаза были направленны вовсе не на яркую звезду, а на рыжеволосую девушку, отчего яркий свет в его очах возгорался еще сильнее. — Где бы я ни был, я всегда следовал за солнцем, оно награждает меня силой.
— Ты же вампир, ты первый в своем роде с таким даром.
— Да, но находясь без солнечного света больше пяти дней, мои глаза теряют цвет и становятся черными, тело холодеет, и тогда я ничем не отличаюсь от братьев.