Бешеный свист ветра, как будто бы выстрел, отчаянное ржанье. На дороге! Там опять что-то творится, там опять кричит чайка.

– Сиди! Сиди здесь! – Вернулись убийцы, вернулась и она.

– Руппи…

– Я сейчас! – Шпагу? Лучше пистолет… Сколько же их там?! И кто на этот раз?! Ветер впереди уже не свистит, он ревет, как во время шторма. Пыль, облако пыли скрывает танец, мимо проносится ошалевший дядин жеребец, кидается в темноту, исчезает. Крики, хрипы, вой, блеск синей звезды, синие промельки, запах крови и пыли, запах боен… Это и есть бойни, старые бойни у сонного городка. Смерть, тишина и четыре изувеченных тела. Еще четыре… Страшные даже при лунном свете лица. Незнакомые, спасибо и на этом. Дядин зильбер удрал, но Краб на месте, и гнедой Генриха тоже… Заберется ли Мартин в седло? Проклятье, надо же еще и с «Дицем» решить!

Мартин, ты смож… Мартин!!!

Там же не было, там же ничего и никого не было! Ни ветра, ни убийц, как же так?! Почему?! Руппи еще на что-то надеялся, бросаясь на колени возле лежащего ничком тела. Зря надеялся – охотник был мертв.

Положить на одного коня Мартина, на другого влезть самому и вернуться в «Рогатого мужа». Послать людей за Генрихом и «Дицем», вернуться в замок, объяснить маме про Мартина, про Генриха, про убийц и ночную отлучку… Руперт вздохнул, поправил перевязь и поднялся. Вспомнились Придда и длинный барон. Бергер советовал помнить, чему научили в плену, Вальдес не советовал возвращаться… Бешеный чует то, до чего другие доходят разве что умом. Задним. Кэналлиец бы понял про Генриха раньше. Закатные твари, ну почему?! Должна же быть причина, и это не деньги. Он мог предать, мог убить только ради мамы, но это совсем уж невероятно. Значит, врал Мартин?! Но тогда что делал Генрих ночью на дороге с разбойничьим кольцом?

Лейтенант потер голову. Виски начинало ломить. Похоже, он допрыгался до лихорадки, значит, нужно скорее добраться до замка. Там хорошо, там могут найтись еще шпионы и убийцы, а могут и не найтись… Наследник Фельсенбурга заставил себя усмехнуться, хотя его не видел никто, кроме лошадей, покойников и вновь выпрыгнувшей из облаков луны, и быстро пошел назад, не позволяя себе перейти на бег и не забывая смотреть по сторонам. Так, наверное, чувствует себя стрела на тетиве лука. Состояние не из приятных.

Ночь молчала. Где-то притаился ветер, где-то могли караулить убийцы. Крыши, стены сараев и трупы стали еще чернее, утоптанная земля и камни слегка серебрились, возвращая луне ненужный им свет. Было холодно, то есть жарко. Руппи в последний раз огляделся и вышел на площадь. Он успел вовремя – «Диц» уже шевелился, слепо шаря руками по земле и при этом пытаясь стереть кровь с лица. Свободные руки такому ни к чему.

«Я полагаю, господин фок Фельсенбург, что вы имеете значительный шанс встретить на родине шутников, которые спросят, чему вас научил плен. И вам следует показать, чему и насколько успешно…» Допрашивать пленников господина Фельсенбурга в плену не учили. Пнув обманщика под ребра, лейтенант быстро связал мерзавца его же ремнем и усадил спиной к стене, потом подтащил фонарь.

– Мы потанцевали, – четко и равнодушно, словно на докладе, произнес Руппи, – теперь мы будем говорить. Ведь будем?

«Диц» бросил пару взглядов вокруг и скосил глаза в сторону угла. Подменыш в самом деле был рыжим, но шрама на ухе не имелось, и на Хельмута он походил, как бочка на цитру.

– Там тоже все кончено, – все тем же адъютантским голосом объяснил лейтенант. – Не надейся.

Рыжий попробовал пожать плечами. Из разбитого носа вновь потекла кровь. Если не заговорит, придется бить. Да, связанного, да, раненого. Речь идет даже не о покое «Ноордкроне», речь идет о жизни Олафа.

– Где премьер-лейтенант Диц?

– Я не стану говорить.

– Станешь. – Ты не палач, Руперт, ты – лейтенант флота, кое-как осиливший трактат по анатомии, но ты сможешь, хотя лучше бы обойтись словами… – Где настоящий Диц и кто вас послал? Считаю до сорока! Думай.

Руппи медленно считал, пленник пытался крутить головой. Он на что-то надеялся, он явно на что-то надеялся! Над миром висела тишина – ни ветра, ни шагов, ни хотя бы мелькнувшей тени, но сзади кто-то возник. Руппи это понял по тому, как напрягся пленник, как недобро и радостно блеснули его глаза. Со шпагой в руке Руперт отпрянул вбок, одновременно оборачиваясь, как учил в Старой Придде Бешеный. Там, где только что стоял лейтенант, торчала чья-то фигура. Офицер. Моряк…

– Ты плохо танцевал, – сказал моряк – и Руппи узнал собственный голос. Это в самом деле был он, Руперт фок Фельсенбург. Второй Руперт задумчиво смотрел на пленника, склонив голову к плечу, а по мундиру пробегали синие сполохи. – Где Диц? Кто ты? Кто тебя звал?

Руперт фок Фельсенбург сжимал в руке шпагу. Руперт фок Фельсенбург, танцуя, вскинул руки и запрокинул голову. Зазвенели дальние колокольчики. Пленник захрипел и забился в своих путах. Двойник Руппи звонко рассмеялся и растолстел.

– Убери, – вырвавшийся из горла убийцы хрип напоминал об удавленнике, – убери… Это… Этого!

– Зачем? – Руперт не понимал ничего, то есть понимал, что убийца заговорил, и плевать, что его заставило.

– Тут скучно… Идем отсюда… Он скажет, и идем… Он не нужен, никому не нужен. Тебе хочется весны?.. Поспеши!

Никого. Пустая площадь, сведенная ужасом рожа убийцы. «Диц» кашляет, словно его душили, и дрожит. Мерзость.

– Кто вас нанял?

– Вы… вы же знаете. Он… Он тут был!.. Только что!