Было уже темно, когда колонна остановилась на привал.

Солдаты сидели и лежали вдоль тропы, курили, пряча огонь в рукава. Лесная тишина навевала сон, убаюкивала. Хардер поднес к глазам светящийся циферблат часов — скоро два. Не мешало бы немного уснуть. Но не мог позволить себе такую роскошь. Надо двигаться. Еще рывок — и батальон у цели!

Где-то сзади фыркнула лошадь. Донесся топот. И вдруг, будто молния, ударил свет. Свет и грохот… Вздрогнула земля. Шарахнулись в стороны кони.

— Партизаны!..

Колонна заворочалась, загудела. Хардеру показалось, что его бросили в холодную воду и тут же обдали кипятком. Съежившись у ног лошади, ждал нового взрыва. Но его не последовало.

Через полчаса колонна двинулась дальше, оставив на тропе несколько убитых.

Из оврага вышел человек в форме немецкого офицера.

— Гады! — выругался он по-русски и осторожно пошел вслед за колонной, держась от нее на некотором расстоянии.

Молодой упитанный лейтенант стоял перед Головеней и, глядя в землю, молчал. На каскетке у него цветок, эдельвейс. На новом, с иголочки, мундире — Железный крест. Выглядел лейтенант так, будто собрался на парад.

Головеня еще раз потребовал назвать номер части, фамилию, рассказать, с каким вооружением идут в горы. Выслушав переводчицу, фашист скривил губы в саркастической улыбке. Отвечать не стал.

— Ну и шут с тобой! — махнул рукою Головеня.

Офицера увели. Начался допрос рядового.

Щелкнув каблуками, солдат застыл на месте. Он тоже в новом мундире, но из сукна попроще. Ремень с бляхой, на которой готическим шрифтом выдавлено: «С нами бог».

— Ваша фамилия? — спросила Наталка по-немецки.

— Кернер… Фриц Кернер, — ответил солдат.

От страха, или еще по какой причине, пленный не заставлял себя ждать, охотно отвечал на все вопросы. Расшифровал он и букву «Х», что в дневнике убитого немецкого часового стояла после слова «гауптман»: назвал командира горно-стрелкового батальона Хардера. Ничего не утаил и о своем ротном — Пельцере, которого только что увели отсюда.

— Солдаты не любили Пельцера, — заявил он. — Не любят и командира батальона.

Головеня посмотрел на большие рабочие руки Кернера, на его сутулую фигуру и вдруг сказал:

— Можете идти…

Солдат стоял, не решаясь тронуться с места. Офицер повторил приказание, но тот по-прежнему не уходил.

— Да иди же, чертов фриц! — и Вано слегка подтолкнул пленного.

Сделав пару шагов, Кернер остановился, в недоумении глядя на лейтенанта, беспомощный, жалкий, готовый упасть на колени.

Заговорившей с ним Наташе Кернер рассказал, что своими глазами видел, как провожал русского пленного командир роты Пельцер: вывел на дорогу, сказал: «Иди!» — и выстрелил в спину. Если можно, он, Фриц Кернер, никуда не пойдет. Останется… Будет работать. Может, надо оружие ремонтировать или мундиры шить… А еще он — повар…

— Пойдешь и расскажешь своим, — снова заговорила переводчица, — что здесь, в горах, стоят хорошо вооруженные войска. И тот, кто придет к нам, как завоеватель, найдет смерть!.. Понятно?

— Я, я, — закивал головою Кернер.

Девушка объяснила, что его никто не собирается расстреливать, он свободен. Только после этого, шепча молитву, мелко переступая ногами, поминутно оглядываясь, солдат засеменил по тропе и вскоре скрылся за рощей.

…Тяжело переживали воины гарнизона гибель боевых товарищей. Горько плакала Наташа, ладошкой размазывая слезы по лицу Егорки.

Вместе с погибшими воинами в братскую могилу опустили и тело старого казака Матвея Нечитайло.

После первого боя и без того малочисленный гарнизон поредел. О его пополнении теперь не приходилось и думать: все надежды на оставшихся в живых. Мало их, защитников Орлиных скал, и все же они не пали духом! «Гарнизон уменьшился, но силы его увеличились!» — сказал командир. И это действительно было так: вместо одного пулемета стало три, в глубине скал наготове трофейные минометы… Появился даже телефон. Солдаты подобрали на поле боя все, что могло понадобиться. Кухня пополнилась походными термосами. Наталка обзавелась медикаментами. А Донцов, наконец, обулся в трофейные сапоги.

Ранним утром, обходя гарнизон, Головеня увидел странно одетого бойца: мундир вывернут подкладкой наружу. На голове не то пилотка, не то дамская шапочка. Что за диво? А тот, заметив командира, уже бежал к нему.

— Ось я верну вся. Разрешите доложить!..

Два дня назад лейтенант послал Убийвовка, Виноградова и Якимовича в тыл к немцам. И вот старший группы перед ним.

— Почему в таком виде?

— Та всэ просто. Мы там у их, як нимцы булы. Инакше нияк не можно… А шкуру я вывернув, шоб свои не кокнули: так всэ ж не ясно, чи я турок, чи грэк.