Шрифт:
— Ты уже добралась до магния? — поинтересовался он.
Как он узнал?
— Нет, я только начала с элемента, названного в твою честь.
— Токсичный уран?
Я сделала вид, что собираюсь ударить его в грудь.
— Нет! Гелий. Нетоксичный, редко встречающийся на планете, и легко улетучивается, — я снова встала на цыпочки и поцеловала его шрам. — Не улетучивайся, Айден.
"Я люблю тебя" прошептала я ему лишь своими глазами и побежала за Хавьером с Бенсоном, пока эти слова по собственной воле не вырвались из меня.
Глава 38
Спартанка
Хавьер приостановился у двойных дверей, ведущих в галерею "Английского серебряного века". Звуки сальсы лились из-за закрытых дверей. Его взгляд был серьёзным, брови нахмурены.
— Эй, прежде чем войдём внутрь, мы можем заглянуть на минутку в секцию "Европейского Искусства"? — спросил Хавьер, мельком поглядывая на Бенсона.
— Конечно, — ответила я, но всё внутри меня закрутилось, словно в ритме сальсы.
Я понимала, что это имеет отношение к Айдену, и знала, что Хавьер преподносит правду так, что ты не сможешь её не услышать.
Я повернулась к Бенсону, едва ли не мечтая о том, чтобы ему потребовалась помощь в доставке коробок.
— Большое спасибо, Бенсон. Ты — волшебник.
Он покраснел до кончиков ушей.
— Это моя должность, мисс Сноу.
Я рассмеялась.
— Поцелуй его от меня.
— Этого нет в моей должностной инструкции, мисс Сноу, — его губы изогнулись в улыбке.
— И даже в щёчку?
Он лишился своего стоического выражения лица.
— Посмотрю, что можно сделать, мэм.
Я рассмеялась и последовала дальше по коридору за Хавьером, в сторону экспозиции по Европейскому искусству. В течение некоторого времени мы хранили молчание. Только лишь его начищенные туфли и мои новые кремового цвета Лубутены отражались звуком от мраморного пола. Умудрённые годами глаза муз следили за нами с картин, обрамлённых в рамы. Неожиданно я позавидовала их безопасности.
Хавьер остановился перед картиной 1805 года, написанной Франсуа Лебарбье. "Спартанка вручает щит своему сыну " гласила табличка у картины.
— Посмотри на её лицо, — нарушил тишину Хавьер, его пальцы заскользили в воздухе, как будто он рисовал её профиль.
Я следила за его движениями, сосредоточившись на женщине с каштановыми волосами и её взгляде, обращённом на сына. Моментально я подумала о матери Айдена, Стэлле.
— Она напугана, — сказал он. — Посмотри на тёмную тень на её щеке. Но она не показывает этого. Она улыбается ему.
Я тоже улыбнулась, рассматривая её искривлённые бледные губы.
— А теперь посмотри на спартанца, — голос Хавьера понизился, его пальцы прослеживали покатые плечи воина.
Спартанец был обращён спиной к зрителю, но он смотрел на "Стэллу". Каждый его мускулистый остов, начиная с похожих на скалу икр, и заканчивая его руками, в которых было зажато острое копьё, был готов к разрушению.
— Совершенно смертоносно, но всё-таки он смотрит на неё с потребностью, может быть потому, что у неё есть щит, который может его спасти.
Пристально, не моргая, я смотрела на лицо воина. На его лице было выгравировано ребяческое страстное желание, в ожидании, когда его мать поместит щит на его предплечье.
Хавьер посмотрел на меня.
— Как думаешь, он вернётся к ней домой?
От этого вопроса слёзы опалили мои глаза, но я не могла отвести взгляд от картины.
— Я не знаю, — прошептала я. — Зачем ты мне это показываешь?
Он положил руку мне на плечи и развернул меня к себе лицом.
— Потому что я волнуюсь за тебя... за тебя и Хейла. Понимаешь, он чем-то напоминает мне этого воина. Я злюсь на Хейла — что-то не так. К примеру, то, как он только что смотрел на меня, словно готов был оторвать мне голову. Но затем, ты приблизилась к нему, и он посмотрел на тебя с доведённой до отчаяния потребностью, точно также как и этот спартанец.
— Что в этом плохого?
— А то, что при всём этом, он даже не смог перенести селекторное совещание, чтобы освободить время для тебя. Он выбрасывает всю эту наличность на твоём пути, покупает все эти подарки, но даже не может удосужиться подняться на второй этаж, ради того чтобы познакомиться с твоей семьёй. Вот почему это плохо.
Во рту у меня пересохло, и я оглянулась, бросив взгляд на спартанца-воина, его спина была натянута, как струна, под тяжестью доспехов. Но слова Хавьера сгустили окружающий нас воздух. Они оседали в моих дыхательных путях, будучи не в состоянии ни проникнуть внутрь, ни вырваться наружу.