– Ты собралась на войну или пришла с войны?
– поинтересовался Жоржик, с удовольствием рассматривая ее.

– Я всегда на войне, - усмехнулась, Юля, направляясь в душ.

– Это точно, - заметил Жоржик, глядя на ее обтянутый камуфляжем зад.
– С таким калибром не промажешь.

После кофе Жоржик возлег в шезлонг с самокруткой в руке, а участники вчерашнего действа расположились на солнце, возле бассейна.

– Ты выглядишь как будто слегка обгоревшей, - озабоченно заметила Вальтро, глядя, как Юля снимает майку.

– Это не от солнца, - отмахнулась Юля.
– Это от костра. Я понимаю, что это смешно, но у меня вся кожа горит после вчерашнего путешествия.

– Это совсем не смешно, - сказала Тельма и, повернувшись к Алику, строго предупредила его: - Закати назад шары, ты их можешь потерять.

– Я смотрю исключительно в научных интересах, - обиделся Алик.
– Когда еще придется увидеть ведьму, восставшую из пепла?

– Что еще тебе показать, Альдон?
– ласково сказала Юлия, оттягивая резинку трусов.

– А ты можешь рассказать нам поподробнее, - поспешно спросила Вальтро, - про это путешествие?

– Да нечего больше рассказывать, - вздохнула Юля, почесывая предплечье.
– Они привязали меня к куче дров, примотали цепями к столбу, торчащему из этой кучи, а потом подожгли. Вот и все, - она подумала, - больно было только первые несколько секунд, а потом я только слышала треск своего мяса и вонь.

– А потом?
– спросила Вальтро.

– А потом, - Юлия молитвенно сложила руки на розовой груди, - я вознеслась к Господу нашему, Иисусу Христу, во имя которого меня спалили на костре, - она расхохоталась.
– Но почему-то снова оказалась здесь. Господь не принял меня. Или это - Ад?
– Она развела руки в стороны.
– Если так, то мне нравится быть проклятой.

– Ну, ни хрена себе, теология, - Алик озадаченно почесал заросшую щеку.

– Это - экспериментальная теология, - сказала Юлия, - которой ты сам меня научил. Если я жила где-то, потом умерла и оказалась здесь, - она снова развела руками, - то что это такое, если не загробная жизнь?

– Это не ты умерла, - сказал Алик.
– Умирают миллионы людей, но не каждый из умерших - это ты.

– Тогда по ком звонит колокол?
– Юлия подняла палец.
– Слышишь?

Все начали прислушиваться, как зачарованные, глядя на ее палец, хотя было совершенно очевидно, что никаких колоколов здесь нет и быть не могло, последний колокол в округе перелили на орала лет семьдесят назад, но они прислушивались и прислушивались в полной тишине, пока неким, совершенно непостижимым образом, им не начало казаться, что в воздухе плывет длинный колокольный до-н-н-н, как тонкая паутина, как бы притянутая воздетым в зенит пальцем.

– Каждый умерший - это я, - сказала Юлия.
– Вот, что я вынесла оттуда. Все умершие здесь, им больше некуда деваться. Я - это все живущие и все те, кто умрет, - тоже я. Я, эгоистичная сука, говорю вам, - никому не спастись в одиночку. Это - ад, - она широко раскинула руки.
– Здесь можно жить, как в раю, пока кто-нибудь не начнет поджаривать тебя на костре, а поджаривают всех, истинно говорю вам, ребята. Вот вам первый урок экспериментальной теологии, - она уронила руки.
– Нравится?

Минуты через полторы Алик первым пришел в себя и сказал, стараясь быть ироничным, хотя ему сильно хотелось приложиться к Юлиной руке:

– По-моему, Тельма, мы создали новую святую.

– Ничего подобного, - возразила Тельма чуть дрогнувшим голосом.
– Мы создали богиню. Неужели ты не видишь, что она хочет увести свой народ к звездам?

– Чей народ?
– насмешливо спросила Вальтро, - Ей же, вроде как, понравилось быть проклятой?

Вальтро не знала, что такое тщеславие и никогда в жизни никому не позавидовала. Она легко двигалась в паутине межперсональных отношений, открыто выказывая приязнь к людям, поскольку никогда не конкурировала с ними по той же причине, по которой человек не конкурирует с собакой, и люди любили ее, как собаки, по этой причине. Она могла легко признать чье-то частное превосходство, например, в шахматной игре, но даже склоняя голову, она просто наклонялась, чтобы погладить собаку по голове. Она выросла в оке тайфуна, в вакууме, посреди жизненной борьбы людей, который создало для нее обожание Жоржика, и потому понятия не имела о своей сатанинской гордости, как понятия не имела о своей сатанинской сексуальности, пока та не взорвалась любовью к Юлии, она была кассетной бомбой, заряженной первыми семью годами жизни. Она пребывала в равновесии с миром, пока она и мир были уравновешены на самооценке, уходящей в космос. Но когда она увидела, как двое авторитетных для нее людей маскируют неуклюжей иронией искреннее и совершенно неуместное восхищение Юлией, баланс оказался нарушенным - Юлия была не собакой, Юлия была змеей уязвляющей, Юлия была существом, бросающим вызов.

– Почему ты не продолжишь свою проповедь?
– вкрадчиво спросила Вальтро.
– Мы так и не уяснили, тебе нравится быть проклятой или ты метишь в святые? Или ты хочешь и рыбку съесть, и на рога сесть?

Алик и Тельма переглянулись с удивлением, они видели, что Вальтро едва сдерживает бешенство, но не понимали причин, а Вальтро, полагавшая себя понимающей кое-что в предмете ада, была взбешена безответственной болтовней Юлии, равно, как и наивным легковерием своих патронов, - она едва сдерживалась, чтобы не порвать на куски их всех.

– Ты намешала так много дерьма в черную икру, - бледнея от злости, но улыбаясь, продолжала Вальтро, - о, восставшая из пепла, что мы перестали понимать, где ты одариваешь нас своим откровением, - она широко развела руками, передразнивая Юлию, - в раю или в аду?

– Откуда ты могла бы знать, что такое кайф, если бы тебя не поджаривали на костре и наоборот?
– расхохоталась Юлия, совершенно не уязвленная сарказмом Вальтро, что уязвило Вальтро еще больше.
– Рай и ад - это одно и то же и оба здесь, - Юлия топнула ногой в землю.
– И мне здесь нравится. Могу тебе сказать, сестричка, - Юлия доверительно наклонилась к отшатнувшейся Вальтро, - что когда меня сжигали на костре, то после периода боли у меня наступил момент кайфа, как оргазм, а потом - тьма. И теперь я намерена ловить этот момент и жить в нем. Освободиться - это поймать момент между болью и тьмой. Понятно, сестричка?