Шорох листвы и расстояние не позволяли различить слов. До меня доносились только громкие выкрики, больше похожие на гневные междометия.

Я понимала, что, возможно, сейчас там решалась моя судьба. Меня заметили пленники. И сейчас было самое подходящее время, чтобы рассказать страже о человеке на берегу.

Но конвоиры что-то рявкнули, достаточно громко, чтобы ветерок донес до меня их крик, и остальные пленники, кому позволяла веревка, помогли упавшим подняться. Стражники с копьями пустились в обход, проверяя строй, затем вновь опустили копья остриями вниз и отряд продолжил путь.

Ни один из них не оглянулся.

Не рассказали? Рассказали, но не поверили?

Конвой удалялся. Горизонт пересекала та самая странная полоса суши, и они направлялись прямо к ней. Охранники спугнули копьями стайку птиц, размером с откормленных перед Рождеством индюшек, и те с возмущенными криками поднялись в воздух.

Да это же чайки! Такие откормленные и раздобревшие, что удивительно, как они вообще поднялись в воздух.

Мне еще не доводилось видеть таких крупных птиц. Они клином летели в мою сторону, и буря в моей душе понемногу успокаивалась. Белые птицы на чистом голубом небе. Идеалистическая картина.

Мимо меня птицы с размахом крыльев в половину моего роста не пролетели. Закружились над моей головой, как хищники над жертвой. Но это же чайки, разве нет?

С оглушающим визгом они устремились к земле.

Они приземлялись на песок, на разбросанные по пляжу булыжники, и это не было случайностью. Они окружали меня. Они били крыльями, не сводя с меня взгляда, и орали как резанные, медленно приближаясь. Птиц становилось все больше.

Одна дерзкая птица положила конец моей любви к орнитологии. Она наскочила на меня и, взлетев у самого моего носа, полоснула когтями по плечу. Если бы я не пригнулась, то и по лицу получила бы. Но ты ведь чертова чайка, а не ястреб! Я попятилась к океану.

Птицы сужали круг. Меня что, действительно хотят сожрать чайки?

Я подхватила с песка палку и выставила перед собой, обхватив двумя руками. Не дамся. Буду отбиваться, как бейсболист на базе.

Их было больше дюжины и, наконец, их терпение лопнуло. То одна, то вторая резко наскакивали на меня, другие пикировали вкривь и вкось, нацелив на меня когтистые лапы. Я вертелась на месте, избегая когтей то с одной, то с другой стороны. Они рвали мою одежду, а я лупила этих зажравшихся куриц, благо, их размеры позволяли не особенно-то прицеливаться. Сложнее было с тем, что они одновременно нападали на меня с разных сторон, и если я сбивала одну на подлете спереди, то когти той, что нападала со спины, избежать уже не удавалось.

Они изводили меня. Проверяли. Пугали. Делали несколько обманных прыжков, а потом отлетали в сторону, позволяя напасть тем, кто оставался вне поля моего зрения.

Я сломала шеи троим, и они лежали в песке у моих ног. Двум из дюжины перебила крылья, но, в основном, потери несла я и только я. Моя рубашку исполосовали, как москитную сетку, и ткань уже впитала кровь, сочившуюся из царапин. Джинсы защищали лучше.

Я крутилась на месте, как метатель ядра, выставив перед собой облепленную перьями дубину. Вращаясь, я двигалась на них, стремясь расширить круг, который они все равно неумолимо сужали.

И тогда я споткнулась. Об эти чертовы мертвые туши.

Упала я неудачно и к тому же ударила саму же себя по травмированному после аварии колену. Деревяшка срикошетила и отлетела куда-то в сторону, сбив при этом пару чаек, но, черт... Я-то осталась лежать, распластавшись на песке, на миг ослепшая и оглохшая от боли.

Птицы победили и знали это. Клянусь, они пришли в неистовство, почувствовав запах моей крови. Какие-то неправильные чайки, совсем неправильные.

Но когда я готова была отбиваться от них голыми руками, лишь бы мне не выклевали глаза, птицы всей толпой взмыли в небо. Я едва успела закрыть лицо руками, когда они с раздосадованным криком поднялись в воздух. Некоторых из них напоследок скользнули по мне когтями, словно обещая, что еще вернутся.

Опасаясь, что это какой-то новый хитрый манёвр, я поднялась не сразу, но секунды шли, а ничего не происходило. Я открыла глаза.

Чайки белыми пятнами, словно комья снега, облепили прибрежные деревья.

Я медленно поднялась на ноги. Вскинула руки и огласила округу победоносным нечленораздельным криком. Я ведь считала, что победила.

Пока не услышала хохот позади себя.

Я сразу заткнулась. Чертовы птицы сразу смекнули, что да как, и поспешили убраться, пока целы. А я?

Я облизнула пересохшие губы и обернулась.

Сначала я приняла их за животных. За огромных обезьян. В моих галлюцинациях прослеживалась явная тяга к гигантизму, и после толстых чаек появление двухметровых человекообразных обезьян было логичным. Ну, насколько это вообще может быть логичным.

Но они не были обезьянами. Они были людьми. И именно им я была обязана своим спасением от чаек.

Их тела были черными, а лица почти полностью скрывала темная борода и пышные брови, которые сливались единым комком всклокоченной шерсти, так что сверкали только белки глаз. Волосы на голове стихийно тянулись в разные стороны света. Из одежды на них были одни только набедренные повязки. А в руках они держали копья.