— Этот человек… я обязана ему жизнью.

Появившаяся на свет в семье мелкопоместного купца Эммануила Белякова и его супруги Дарьи Тимофеевны, урожденной Чернышевской, умершей в родах, Татьяна была отдана в семью тетушки — Елены Тимофеевны, где оказалась четвертым ребенком, но единственной девочкой. И, надо сказать, это изрядно огорчило приемных родителей: какой от девицы прок, кроме как замуж удачно выдать, если повезет. Они б с радостью от нее отказались, но при живой бабушке выбросить ребенка на улицу оказалось невозможным. Арина Яковлевна Чернышевская доживала свой век фактически в одиночестве и почиталась в семье за душевнобольную; будучи неспособной к самостоятельному передвижению, днями и ночами сидела в комнате, о ее существовании не знали даже соседи. До смерти своего супруга Арина Яковлевна была женщиной энергичной и властной, вся усадьба держалась на ней, ее боялись не только слуги, но и воспитываемые в строгости собственные дети, коих было пятеро (шестая, младшая дочь погибла перед свадьбой), однако несчастный случай с главой семьи стал слишком тяжелым ударом — от пережитого горя у Арины Яковлевны отнялись ноги, и какие бы врачи ни посещали ее, никто не мог дать обнадеживающего прогноза. Спустя два года ее постигло новое несчастье: старший сын был найден повесившимся в собственном особняке, хотя к тому не было причин — веселый, жизнерадостный франт, любимец женщин и баловень судьбы, он имел слишком большое желание жить, чтобы самостоятельно пойти на это. Еще через четыре года в родах скончалась старшая дочь.

Следующими на очереди злого рока стали сыновья, высланные Императором за участие в революционном движении. Из всех детей Арины Яковлевны осталась лишь дочь Елена, за полтора года до этого выданная замуж за разорившегося барона. Мать желала ей лучшей партии, но к моменту появления сватов она уже была не в себе, поглощенная горем и видящая в этом вину какого-то давнего проклятья. Молодые остались жить в родовом поместье Чернышевских (барон явно польстился на приданое невесты, сразу же после свадьбы выручив смешную сумму за свою разваливающуюся на глазах усадьбу), поскольку за Ариной Яковлевной требовался уход — Елена не могла оставить мать, какими бы ни были отношения между ними. Мальчики, которых Елена Тимофеевна рожала одного за другим, с бабушкой почти не были знакомы: родители опасались за жизнь детей, на которых возлагали надежды, а Арина Яковлевна казалась полоумной — все о проклятье и крови твердила, в привидений тарелками кидалась, даже служанку однажды чуть не покалечила. А вот девочку, столь нежеланную и ни к чему не годную, напротив, решили сдать той на воспитание: сама Елена Тимофеевна этим бы не занялась, приглашать гувернантку было удовольствием не из дешевых, а больше никто соответствующих знаний бы ей не передал. Ежели что сотворит с ней бабушка, что ж, так тому и быть. А не сотворит, так вырастит достойную барышню — как и своих детей когда-то.

Так маленькая Татьяна оказалась под столь странной и порой пугающей опекой. Однако, таковой оная казалась лишь со стороны: на удивление Арина Яковлевна оказалась к ней расположена и даже в некотором роде внимательна — находила способ успокоить, если девочку что-то довело до слез, читала ей, хотя вместо сказок выбирала такие книги, чтобы следом побеседовать о них. Именно от бабушки Татьяна узнала не только этикет, но и выучилась письму, арифметике, географии, французскому, и именно Арина Яковлевна раскрыла в девочке талант к актерской игре. Несмотря на то, что саму профессию она считала низкой и грязной, не подходящей даже лишенной дворянского титула барышне, само умение менять маски и выдавать искусственные эмоции так живо, что впору было не отличить от искренних, она находила полезной. Тем более если принять во внимание судьбу, уготованную девочке, ведь кроме удачного брака ее ничто не ждало. Вот только бабушка скончалась, когда Татьяне было шестнадцать, и тетушка, более ничем не сдерживаемая, решила срочно устроить судьбу неугодной племянницы, а потому в мгновение ока договорилась об обручении с престарелым графом, не так давно похоронившим третью супругу. Как бы ни молила Татьяна о снисхождении — незнакомый человек, снискавший дурную славу в уезде, все оказалось безвозвратно решено и на исходе лета «молодые» были обвенчаны, даже несмотря на то, что невесте не было семнадцати.

Вот только она не смогла вызывающему у нее отвращение старику даже позволить прикоснуться к себе: в первую брачную ночь, пребывая в жутком испуге от предстоящего, она замахнулась на супруга подсвечником. Удар в висок оказался смертельным. Опасаясь, что ее накажут за содеянное, она сбежала из поместья, переодевшись в простое платье и прихватив немного найденных денег. Милостью добрых людей (не без оплаты, разумеется) она добралась до Петербурга и, представившись Ольгой, попросилась в господский дом служанкой, согласившись на любую работу, только бы выжить. Тогда же она завела знакомство с молодым князем Остроженским — братом княгини Голицыной, которой прислуживала. Они довольно быстро сдружились, как это тогда казалось особо ни с кем не имевшей знакомств девице, а через три месяца именно благодаря молодому князю, заметившему ее не крепостническое воспитание, Татьяна, под именем княжны Остроженской (как он сказал — для большего веса в обществе), оказалась на четверге у Великой княгини Елены Павловны. Это был ее первый выход в свет, столь же желанный, сколь и неожиданный. И столь же незабываемый, потому что именно тогда произошел перелом в ее судьбе.

Наследника Российского Престола сложно было не заметить — он пользовался успехом у барышень не только юных, но и даже замужних, а для шестнадцатилетней девицы, до сего момента видевшей не так много очаровательных юношей, был живым олицетворением сказочного принца. Впрочем, почему сказочного, если он и впрямь оным являлся? Даже то, что он уже сам состоял в браке и имел двухлетнюю дочь и новорожденного сына, не делало его менее привлекательным в глаз светских (и не только) дам. Тем более что Великую княгиню не находили даже сколько либо очаровательной, и почти каждая, проявлявшая интерес к цесаревичу, искренне полагала, что сумеет с легкостью затмить оную. Татьяна такими мыслями поначалу даже и не грезила — она едва ли могла подумать, что будет представлена Его Высочеству, но, благодаря все тому же князю Остроженскому удостоилась даже чести иметь с ним недолгую беседу. После она не могла вспомнить, о чем именно они говорили: все, что имело значение — невероятная улыбка и лучистые морщинки, возникающие в уголках глаз цесаревича, в этот момент.

То, сколь сильно затмился разум Татьяны этим первым сильным чувством, не укрылось от князя Остроженского: он тут же предложил ей свою помощь в устроении встреч с Наследником Престола, и даже пообещался научить ее, как следует вести себя, чтобы вызвать в свою сторону не меньший романтический интерес. Влюбленная и ослепленная, девица, безусловно, согласилась, горячо благодаря своего «друга». Тот же, в свою очередь, довольно потирал руки — все случилось само, ему даже не пришлось особо прилагать усилий. И если правильно распорядиться ситуацией, что он, собственно, и сделал, можно получить много больше, чем он мечтал.

Чем активнее развивался роман цесаревича с Татьяной, тем сильнее воодушевлялся сам князь. Однако, красивая картинка треснула, стоило только Наследнику Престола обмолвиться, что их отношения — лишь интрижка, которая вскоре кончится. Рыдая, Татьяна созналась князю, что хочет сама все разорвать, потому что от пережитого унижения ей жить не хочется: она ведь верила, что это нечто большее, нежели простое увлечение. Она искренне и сильно влюбилась, и даже мысль о цесаревне, законной супруге, ее ничуть не останавливала. Князь Остроженский, рискующий потерять все, что едва начало приобретать очертания в его руках, спешно убедил девушку — в ее силах изменить ситуацию: если она захочет, она сможет добиться даже брака. Тем более, что, обесчещенной, ей была лишь одна дорога — заполучить в свои руки Наследника Престола, потому что мало какой дворянин бы теперь на нее польстился. Однако ничего не вышло — цесаревич довольно скоро полностью к ней охладел, при Дворе заговорили о его новом увлечении какой-то молоденькой фрейлиной Великой княгини, и Татьяна предприняла последнюю попытку, решившись сыграть на жалости от старых чувств. О ее «убитом горем» состоянии постоянно доносили цесаревичу, но он едва ли обращал на это внимание, и вскоре для защиты «поруганной чести» к нему было решено отправить князя Голицына — супруга сестры князя Остроженского. Татьяна, догадывающаяся, что это уже ничего не даст, умоляла последнего не делать этого, но Борис стоял на своем: он добьется сатисфакции и брака, иначе и быть не может.

Испуганная, измученная, абсолютно потерянная, Татьяна пожелала поставить точку в этой истории и инсценировала свое самоубийство, которое должно было не только сделать возможную дуэль бессмысленной, но и заставить князя Остроженского забыть о самой барышне. Она надеялась ускользнуть, сменив имя и внешность, затеряться за границей, и некоторое время ей это удавалось: она вышла замуж, после долгих неудач понесла и родила сына, но спокойствие оказалось быстротечно — спустя четырнадцать лет супруг ее умер, а еще через год при смерти оказалась ее тетушка, и Татьяна, пусть и питавшая к той особой любви, решила вернуться в Россию. Сына она взяла с собой, и именно об этом сейчас жалела сильнее всего.