Последний вопрос она и озвучила, устав перебирать пустые предположения. Анна тяжело сглотнула, отводя взгляд покрасневших глаз.

– Я не желала зла mademoiselle Голицыной. Но Мария, – она задрожала, обхватив себя руками: говорить было сложно, еще сложнее – будет сознаться государыне, но груз вины с каждым днем становился все тяжелее, – я не могла отказать ей.

Все стало на свои места. Перед просьбами баронессы фон Вассерман, когда-то поспособствовавшей на правах дальней родственницы появлению Анны при Дворе, она была абсолютно бессильна. А уж зачем самой баронессе все это, Ольга прекрасно догадывалась: злопамятная и потому опасная, она пользовалась не лучшей репутацией среди фрейлин. Даже случайно оброненная в ее адрес фраза могла стать поводом для мести.

Катерина же, острая на язык, порой не умела сдержаться.

Комментарий к Глава десятая. Пропасть под ногой скользящей

*легенда о проклятых бриллиантах рода Мещерских действительно существовала, хотя речь там шла только о сережках, которые убивали неверную супругу. Да и неизвестно, та ли эта была ветвь, к которой принадлежала Мария Элимовна. Остальные части, соответственно, были додуманы самой Марией и Катериной.

**Чарльз Уорт, первый модельер, который начал проводить показы с участием манекенщиц, был под патронажем императрицы Евгении, одевал многих известных европейских дам. В частности, его платье можно видеть на портрете Елизаветы Баварской (Винтерхальтер, 1864 год).

========== Глава одиннадцатая. Всё, что давным-давно утрачено душой ==========

Российская Империя, Царское Село, год 1864, май, 7.

Лишенный необходимости придумывать «божественную кару» для баронессы фон Вассерман за поимкой настоящего вора, цесаревич перешел к более привычному ему вынесению приговора для все той же барышни уже от своего имени, а не таинственных высших сил. Если учитывать, что кражу совершила mademoiselle Розен, пусть и по приказанию баронессы, да и покушение было делом рук графа Перовского, хоть и не без участия баронессы, прямого обвинения предоставить фон Вассерман не выходило. Большего, нежели ссылка, он не мог вынести, хотя с радостью бы отправил даму на каторжные работы. Об этом Николай уже переговорил с матерью, довольствуясь полученным разрешением. Судьба же mademoiselle Розен, родственницы фон Вассерман, его заботила мало – это уже было полномочиями Императрицы, вольной распоряжаться жизнью своих фрейлин.

Никак не отреагировав на звук открывшейся двери и лживо-учтивое приветствие явившейся по его приказанию барышни, он помедлил, возвращая своему лицу, не так давно освещенному привычной улыбкой, бесстрастное выражение, цесаревич обернулся к вошедшей. Жестом указав ей на двухместный диванчик, обитый сапфирово-синим бархатом, он отошел от окна.

– Вы не желаете объясниться, баронесса? – поинтересовался Николай, пристально рассматривая барышню: та являла собой образец спокойствия и невозмутимости, даже некоторой надменности. Но долго ли эта маска продержится?

– Простите, Ваше Высочество, не могу взять в толк, о чем Вы, – медленно покачала она головой, отвечая ему таким же прямым взглядом. Цесаревич хмыкнул, делая несколько шагов вокруг низкого столика, что отделял его от сидящей на диванчике гостьи.

– О Вашей попытке – удачной, надо признать – оболгать mademoiselle Голицыну.

Баронесса поморщилась при упоминании этой фамилии. В том, что она не питала любви к Катерине, сомнений не было. Но чтобы пойти на подобные действия после одной лишь словесной перепалки… этого цесаревич все еще не мог взять в толк.

– При всем моем к Вам уважении, Ваше Высочество, это грязная клевета. Полагаю, Вам ее наплела сама mademoiselle Голицына?

– Напротив, – он усмехнулся, – она до последнего не могла предположить, что именно Вас так не радует ее присутствие в штате государыни.

– Поверьте, Ваше Высочество, не меня одну, – презрение в голосе и во взгляде даже не скрывалось, отчего Николаю пришлось сдержать собственное чувство неприязни к сидящей перед ним барышне. Он понимал, что при Дворе не может быть одинаково приветливого отношения ко всем, и даже в тесном фрейлинском кругу неизбежны столкновения мыслей и натур, но все же оставаться полностью безучастным к подобным гниющим насквозь личностям было довольно сложно.

– Однако столь активно устранить неугодную барышню пытаетесь только Вы, madame. Сначала покушение, пусть Вы и были только информатором, затем драгоценности. Не боитесь наказания? Вы не просто подпортили платье или запустили мышь в постель – Вы намеревались умертвить человека.

Баронесса стиснула зубы, желая подняться на ноги и с привычной ей надменностью осведомиться, по какому праву ей ставят в вину не имеющие к ней отношения деяния. Но перед ней стоял Наследник Престола. Пусть мальчишка, еще почти никакой роли в государстве не играющий, но все же член Императорской фамилии, да еще и защищающий явно не безразличную ему барышню. Насколько далеко протянется его карающая рука, выяснять не хотелось: если повезет, за нее вступится Император, но если нет, за одно только слово протеста ее лишат места при Дворе. Тем более что у нее не было намерения лишить жизни Голицыну – только разнести слух, что та крутит роман, даже не выдержав и пары месяцев траура, тем самым вызвав общественное порицание.

– На каком основании Вы предъявляете столь ужасные обвинения? – постаралась как можно спокойнее поинтересоваться баронесса.

Николай, догадывающийся, что просто так она не склонит голову и не признает вину, продолжая упорствовать до последнего, заложил руки за спину и прошел к высоким неприметным белым дверям, ведущим в смежную с кабинетом спальню.

– На основании признания графа Перовского, которому Вы передали информацию о прогулке mademoiselle Голицыной в Гостиный Двор, и на основании раскаяния mademioselle Розен, по Вашему указанию выкравшей драгоценности у Императрицы и подбросившей их в вещи mademoiselle Голицыной. Можете не отпираться, – предупредил он, видя готовность баронессы что-то возразить, – Анну Розен видели в момент ее визита в покои mademoiselle Голицыной. Служанка, направлявшаяся в соседнюю комнату, заметила сверток, но не придала этому значения. Чтобы судить Вас, мне было бы довольно даже Вашей причастности к покушению.