Вера Павловна

Аракчеева

сконч. 11 августа 1857

____

В Царствии Его будет дарован тебе царский венец

И только тогда он вновь вернул взгляд холодному камню, внимательно рассматривая деталь, что до того показалась незначительной: над головой у женщины была выбита малая императорская корона.

Как бы ни любили родители свою безвременно скончавшуюся дочь, вряд ли бы они стали заказывать такую эпитафию и памятник.

Нахмурившись, Дмитрий стремительно покинул крипту и точно так же намеревался выйти из-под сводов молельни, но в последний момент, привлеченный странным мерцанием, обернулся: на стыке пыльных известняковых плит, коими был выложен пол этого помещения, у восточной стены, на которой расположилась большая Державная икона Божией Матери, изредка ловя отсветы кем-то зажженных свеч, лежал маленький овальный медальон, соседствующий на разорванной цепочке с серебряным крестом. Поднимая вещицу, Дмитрий уже знал, что увидит, стоит ему раскрыть створки.

Портрет темноволосой женщины, чей образ был выбит на надгробии.

***

Российская Империя, Семёновское, год 1864, май, 12.

Если в сказках утро и было мудренее вечера, то в действительности смена времени суток ничего не меняла – сложным ситуациям не свойственно разрешаться самостоятельно. И все решения, принятие которых было отложено, по мановению волшебной палочки не получали никакого знака, позволяющего отделить верные от ложных. Усталость, что одолевала Катерину, рассеялась длительным и крепким – вопреки всему – сном, однако ясности в мыслях не появилось. И разве что не было необходимости думать, как вести себя с Дмитрием, наблюдая за работой служанок в широкое зеркало, заключенное в костяную раму, покрытую серебряной краской. Ловкие руки одной девушки превращали волнистое темное полотно в аккуратные косы, тут же прикалывая их на затылке. Другая же, закончившая оправлять воланы нижней юбки, уже готовила льняную кофту на туго затянутый корсет. Верхние детали – юбка и корсаж – разложенные по заправленной постели ожидали своего часа.

Глаз едва ли цеплялся за отражение в зеркале: пожалуй, даже допусти служанки сейчас где ошибку, Катерина бы не заметила, будучи слишком задумчивой. В ней мало что изменилось со вчерашнего дня: шок и неверие в фальшивость гибели Дмитрия прошли, однако понимание того, как все же она должна воспринять эту ситуацию и что будет с ними дальше, так и не пришло. Сердце перестало болеть от потери, с которой не сумело смириться, и она была готова долго и горячо возносить благодарные молитвы Творцу за счастливую весть. Но ничто не могло стереть из памяти этих четырех месяцев.

Между ними в прошлом и сейчас образовалась непреодолимая пропасть.

Выйти к завтраку труда не составило, равно как и поддерживать непринужденную беседу – Дмитрий уехал еще на рассвете, Елизавета Христофоровна возвращаться к теме свадьбы в его отсутствие не стала, тем самым подарив Катерине возможность спокойно выдохнуть хотя бы на этот день. Эллен что-то говорила о Флоренции, похоже, желая уехать туда в конце лета, и даже, кажется, упомянула о присутствии Катерины рядом с ней – та не вслушивалась: рассеянное внимание удавалось сконцентрировать с трудом. Да и Европа сейчас мало её интересовала: разве что с маменькой увидеться, но вряд ли кто ей это позволит – Голицыны в глазах государя все еще опальная фамилия. А обычная поездка её бы ничуть не развеяла.

После завтрака старшие Шуваловы почти сразу отбыли из поместья, обещаясь вернуться к обеду, Владимир и Григорий были загнаны учителем на занятия, а Эллен, приняв желание подруги побыть наедине с собой в библиотеке, исчезла в неизвестном направлении, вроде бы что-то прощебетав о прогулке, но ручаться за это Катерина не могла.

Однако одиночество её длилось недолго – что, впрочем, она предполагала: совсем не в правилах младшей графини Шуваловой было отказывать своему любопытству. А то, что оно её снедало еще со вчерашнего вечера – так тут и к гадалке ходить не надо: все было написано на её живом лице. Катерина успела лишь вернуться в спальню и распорядиться подать ей туда чай (завтрак, бесспорно, был сытным, но привычка порой делать короткие глотки остывшего мятного чая в процессе чтения, главенствовала над всем), да завернуться в вязаную шаль, пристроившись ближе к растопленному камину, как тонкая тишина спальни оказалась нарушена.

– Ты не выглядишь счастливой, – тихо произнесла Эллен, прикрывая за собой дверь. Катерина, бездумно листающая страницы какого-то романа, взятого в библиотеке, подняла голову. Вошедшая подруга выглядела непривычно серьезной, хоть и нельзя было ее назвать беспечной хохотушкой.

– Я просто зачиталась.

– Ты вряд ли знаешь, о чем книга, – проницательность Эллен была одной из тех ее черт, что порой сильно не радовала Катерину. – Что тебя гложет? С самого момента вашего приезда ты едва ли обменялась с моим братом парой фраз. Между вами что-то произошло?

Катерина осторожно закрыла маленький томик, откладывая его в сторону. Что она могла рассказать? Или что она должна была рассказать? О том, как оказалась важной фигурой в деле государственной важности? Или о том, как потеряла сразу двух близких людей? Или же о том, что сама не может понять, что творится в сердце, которое совсем не тот ритм отбивает?

– Это из-за цесаревича?

Подняв непонимающий взгляд на подругу, Катерина пыталась определить, что именно Эллен имела в виду. Та, впрочем, не стала ждать ответных вопросов и добавила:

– Ты уже не уверена в желании выйти замуж из-за цесаревича?

На лице Катерины отразилась странная многогранная эмоция: возмущение, словно предположение было абсолютно беспочвенно, страх, будто ей было что скрывать, усталость, как у человека, не впервые получившего в свой адрес подобное. А после – она просто прикрыла глаза и медленно покачала головой.

– Не из-за него.

– Значит, не уверена, – тяжело констатировала факт Эллен, делая еще пару шагов вперед и опускаясь в кресло напротив. Осторожно протянув руку, она забрала из ослабших пальцев толстую книгу, чтобы мельком рассмотреть название. – Le Rouge et le Noir? Я полагала, ее уже нет в библиотеке после запрета*, – младшая графиня Шувалова заинтересованно царапнула ногтем золотые буквы на бордовом фоне. Катерина, казалось, никак на это не отреагировала, хотя выхваченные за минуты до того фразы клеймом отпечатались перед глазами.