Задумчиво толкнув дверь гостиной, со стороны которой лились тихие звуки незнакомого романса, который, по всей видимости, разучивала Эллен, Дмитрий обнаружил там помимо сестры, не сразу заметившей его появление, и невесту. Та, завернувшись в вязаную шаль, что-то увлеченно читала – по крайней мере, его шаги, пусть и значительно заглушаемые музыкой, льющейся из-под пальцев Эллен, остались пропущенными мимо ушей. Только когда Дмитрий, стараясь ступать как можно аккуратнее, подошел к невесте со спины и быстрым движением забрал из её рук толстую книгу, она вздрогнула и, ахнув, подняла голову.

На лице её испуг быстро сменился легкой полуулыбкой. Склонившийся Дмитрий оставил почти невесомый поцелуй на бледной щеке и, обойдя диванчик, присел рядом; взгляд его упал на книгу, что он все еще держал в руках.

– Madame Bovary? Общение с моей сестрой бесследно не проходит – ты начала читать французские романы, – весело констатировал он, возвращая томик невесте. Та пожала плечами, но ответить ничего не успела: Эллен, заметившая возвращение брата и расслышавшая его шутливое обвинение в свой адрес, не смогла смолчать:

– Главное, чтобы на Кати не сказалось общение с тобой, – на миг оторвавшись от идеально отполированных клавиш, она бросила насмешливый взгляд на брата. – И это далеко не худший образчик французского романа.

– Ни минуты не сомневался, что тебя история умершей от тоски в провинции барышни затронет, – парировал Дмитрий, – иначе бы батюшка тебе жениха по всей Европе не искал.

Эллен театрально закатила глаза, возвращаясь к инструменту; как-либо комментировать это заявление не было нужды – она не отрицала его правдивости. Как, впрочем, не отождествляла себя и с Эммой, но находила немало общего в их натурах. Но куда больше значимого в размышлениях о возможной тоске, преследующей барышню в браке, она сейчас видела для подруги: маленький томик на французском оказался у той совсем не случайно. Хоть и сомневалась она, что рациональная и порой излишне сдерживающая сердечные порывы Кати разделит мысли, изложенные г-ном Флобером.

Катерина, искренне надеясь, что её обсуждение книги не затронет – слишком уж острой оказалась тема, поднятая в романе – тут же поспешила отвлечь внимание жениха:

– Как прошел твой визит в Бежецк?

Дмитрий помрачнел: не настолько, чтобы задумываться, был ли данный вопрос уместен сейчас, но настолько, чтобы увидеть этот контраст между выражением его лица минутой назад, когда он подшучивал над сестрой, и сейчас.

– Увы – мы лишь потеряли несколько дней. Возможно, князь был в имении, но к моменту нашего прибытия уже оставил его.

– Ни единой зацепки? – нахмурившись, уточнила Катерина.

Дмитрий покачал головой, коротко пересказывая результаты осмотра комнат, но отчего-то умалчивая о подвергнутом сожжении неизвестном. Чуть более развернуто он обрисовал картину часовни, в двух словах упомянув ту, кому она принадлежала, и выудил из-за пазухи найденную цепочку и протягивая её невесте. Та задумчиво раскрыла маленькие створки и пристально всмотрелась в женский портрет, занявший левую половину.

– Никогда не слышала о матримониальных планах князя, – протянула она, не сводя глаз с медальона. – Хотя, пятьдесят седьмой… – Катерина прикусила щеку изнутри, усиленно пытаясь вспомнить, – родители были в Карлсруэ. Папенька решил вернуться в Россию только в шестидесятом. Даже если маменька знала – они обменивались письмами – она не говорила нам. Однако это лицо, – она мучительно вглядывалась в творение неизвестного художника, – мне кажется, я видела его когда-то.

– К чему теперь это? – Дмитрий осторожно забрал из тонких пальцев невесты медальон, убирая его обратно, и устало прислонился плечом к низкой спинке диванчика. – Не думаю, что сейчас покойная невеста князя Трубецкого может иметь какое-то значение. Она была лишь причиной помощи со стороны баронессы Аракчеевой, но в этом направлении искать уже бессмысленно.

– Полагаешь, она не сыграла никакой роли в этой истории?

– Никакой значимой для нас сегодня, – покачал головой Дмитрий, прикрывая глаза.

Катерина, из головы которой все не выходил образ несостоявшейся родственницы, отложила раскрытую книгу, намереваясь подняться на ноги, и замерла, подавшись вперед: пара коротких строк привлекла её внимание, заставляя задержать дыхание.

«Она купила себе план Парижа и кончиком пальца блуждала по столице. Скиталась по бульварам, останавливалась на каждом углу, на перекрёстках улиц, перед белыми квадратиками домов».

Париж! Точнее, не Париж – Петербург.

Резко обернувшись к жениху, на чье лицо снизошло умиротворение, она выдохнула:

– У князя был её портрет. Он висел в его петербургской квартире очень долго, пока мы с братом однажды не испортили холст, упражняясь в фехтовании. Нас тогда на целую неделю без сладкого оставили. После портрет был отдан на реставрацию, а нам строжайше запретили к нему приближаться. Но спустя год он был продан. Мы еще удивлялись – сначала такое наказание, нам казалось, дядюшка дорожил портретом. А потом внезапная продажа.

Дмитрий помассировал переносицу, раздумывая над сказанным: не то чтобы это вообще хоть немного прояснило ситуацию, да и вряд ли могло дать намек на местонахождение князя. Но даже за саму попытку невесты как-то помочь делу он был благодарен.