Однако и подумать о том, как стоит перед алтарем, сейчас, в эту минуту, не могла.

Возможно, Эллен была права – стоило воспользоваться призрачным и несколько надуманным шансом, чтобы отложить венчание.

Не для размышлений – для поиска сил на согласие и искреннюю клятву.

Комментарий к Глава тринадцатая. Звезда в обгоревших клочьях небес

*роман «Красное и черное» был запрещен в России Николаем I в 1850 году, а в 1864 г Ватикан внес его в «Индекс запрещенных книг». В России первый перевод появился в 1874 году, поэтому в библиотеке Шуваловых было одно из первых изданий на французском языке.

========== Глава четырнадцатая. В двух шагах от рая ==========

Российская Империя, Бежецк, год 1857, август, 11.

Вера Павловна Аракчеева не была красавицей вроде Натали Гончаровой или Зинаиды Юсуповой – получившая от матери тяжелый взгляд из-под сведенных к переносице бровей, от отца высокий лоб и темные кудри, делающие её аристократически светлую кожу еще бледнее, в свои восемнадцать она казалась даже значительно старше сестры, с которой их разделяло четыре года. Усугублял это и высокий рост, столь нежеланный для юной барышни и бывший причиной для её частого смущения, а порой и расстройства. Однако, несмотря на эти кажущиеся значимыми недостатки внешности, Вера обладала неким обаянием: не тем, что присуще весельчакам и франтам – в её серьезности некоторые видели даже угрюмость, но стоило лишь заговорить с ней, как что-то в речи, мыслях, суждениях, даже звуках голоса очаровывало и заставляло желать продолжения знакомства.

Когда их представили друг другу, Борис Петрович едва ли думал о дальнейших встречах: он нашел интересной короткую беседу с молодой барышней, но не более. Однако, когда вечером Марта, интересуясь подробностями обеда у Аракчеевых, созналась брату, что это знакомство было неслучайным и носило под собой матримониальные идеи, тридцатичетырехлетнему князю пришлось иными глазами посмотреть на ту, что предназначалась ему в невесты. Он бы мог возразить сестре – в конце концов, она не имела над ним власти и не могла руководить его жизнью, но разумное в который раз победило чувственное: в его возрасте стоило остепениться, а если принять во внимание тот факт, что он ни к одной барышне не испытывал романтического интереса и не рассматривал в качестве возможной хозяйки своего имения, помощь сестры могла быть очень кстати.

Правда, сначала пришлось все проверить: побольше выведать о личности потенциальной невесты и её родословной – Борис Петрович опасался излишнего любопытства со стороны барышни, которое могло бы загубить все его надежды. После недолгих раздумий было решено, что породниться со старинным родом будет не лишним, пусть и барон Павел Петрович приходился лишь кузеном графу Аракчееву, имевшему влияние при Императоре Александре I*. Тот владел Бежецким имением до своей смерти в 1834 году, после чего права собственности принял Павел Петрович, пожалованный баронским титулом.

Марта, не получившая от брата и грамма возмущения (разве что он шутливо укорил её в своеволии), просияла, когда услышала о его намерении нанести визит Аракчеевым на неделе.

Однако то, что началось как холодный расчет, впоследствии переросло в серьезное чувство.

Вера оказалась интересной собеседницей и привлекательной барышней, и, несмотря на существенную разницу в возрасте, Борис Петрович не чувствовал скованности или неловкости при их встречах. Она с такой же легкостью и рассудительностью говорила с ним о политике, как иные дамы – о новой шляпке; она не любила цветов и просила не тратиться на эти глупые безделушки вроде дорогих духов или фарфоровых кукол, вместо того предлагая посетить литературный вечер или достать какую-то редкую книгу. Впрочем, Вера не была лишена и некоторой девичьей мечтательности, пусть и посещающей её столь редко, что все эти случаи Борис Петрович мог сосчитать по пальцам одной руки.

Один из таких моментов и стал переломным для его жизни, в которой вновь появился, казалось, забытый смысл.

Это был вновь затеянный Варварой Львовной разговор о свадьбе, подготовка к которой велась не слишком активно: с момента обручения минуло не более недели, до венчания оставалось около полутора месяцев, и смысла в каких-либо действиях молодые не видели. Над платьем невесты и костюмом жениха уже трудились портные, как и над визитными платьями будущей княгини. О новом постельном и столовом белье вопрос решили задолго до того, и самой Вере теперь надлежало разве что о письмах к родственникам позаботиться, да о списках гостей для планирования самого торжества – баронесса Аракчеева настаивала, чтобы дочь вышла замуж с положенным ей шиком.

– И что же Вы, Вера Павловна, совсем никогда не мечтали о своей свадьбе, отходя ко сну? – недоверчиво осведомился Борис Петрович, не имеющий никаких желаний относительно приема и последующего бала, а потому решивший передать эти темы в руки невесты, но та как-то тоже не выказала особого рвения. Словно бы ей было все одно – что тихий семейный вечер, что по-столичному пышное торжество.

Вера лукаво улыбнулась, откладывая стопку разных листов, среди которых пыталась выбрать подходящий случаю для пригласительного письма:

– Сознаться? – понизив голос и дождавшись, когда внимание жениха будет приковано к ней, она быстро-быстро заговорила: – Однажды матушка рассказывала мне о церемонии браковенчания покойного государя, Николая Павловича, и государыни Александры Федоровны. Не могу представить, что чувствовала она, находясь там, в свите государыни, сколь сильным было её восхищение, но эта картина истинного великолепия стояла перед моими глазами, словно бы я сама была ей свидетельницей. А позже, прошлой весной, мне довелось видеть коронацию Их Величеств, и это было столь… – она беспомощно развела руками, не в силах подобрать верного слова, что стало бы наиболее полным отражением чувств, охвативших юный девичий разум.