– Мы приняли решение отложить свадьбу, – искренне надеясь, что до причин, поспособствовавших такому шагу, маменька дознаваться не будет, отозвалась Катерина.

Но, по всей видимости, несчастье, приключившееся с Ириной, ничуть не убавило желания Марты Петровны устроить судьбу всех своих детей. Недоуменно наморщив лоб, та чуть ближе придвинулась к дочери и уже тише продолжила беседу:

– Ты не испытываешь прежних чувств к Дмитрию Константиновичу?

Изумленная таким вопросом, Катерина замерла с протянутой к сахарнице рукой: отчего-то она ожидала совсем иного предположения. Полуобернувшись к матери, она не сдержалась от ответного:

– Почему всегда мне задают именно этот вопрос?

– Ты не походишь на счастливую невесту, – не помедлив ни секунды, произнесла княгиня, внимательно смотря на дочь; зеленые глаза расширились, будто слова попали точно в цель. – Я знаю, о вашем браке договаривались как о союзе между двумя влиятельными фамилиями. Но твой папенька никогда бы не пошел против твоей воли, тем более что с графом Шуваловым они были в приятельских отношениях. Катя, ты не сходила с ума от счастья в день обручения, но ты испытывала радость, и мы это видели. Сейчас же, – Марта Петровна поджала губы, подбирая верные слова, – ты будто выгорела изнутри.

Дыхание сбилось. Её будто прочли от первой до последней страницы, и разве что сокрытое за этими строками разгадать не успели. Неуверенной рукой поставив полупустую чашечку на блюдце, она постаралась сделать несколько размеренных вдохов и выдохов, чтобы голос её не дрожал так явно – молчать значило подтвердить все предположения маменьки.

Но даже пусть она бы думала, что в их союзе не осталось ничего, кроме договоренности – лишь бы не знала ничего о вмешательстве Бориса Петровича. Не поверит. А если и поверит, это станет для нее слишком болезненным ударом.

– Всего лишь усталость, – успокаивающе улыбнулась Катерина. – Как оказалось, должность фрейлины Её Величества не так легка. Да и о том, что меня ждет после венчания, я раньше не задумывалась. И теперь не знаю, готова ли я к этому.

По всей видимости, ей удалось достоверно объяснить причины собственного состояния: длинная складка на лбу Марты Петровны разгладилась, карие глаза перестали смотреть так испытующе-тревожно. Сердце укололо – не хотелось лгать маменьке, но все же это было наилучшим выходом. Ни к чему ей лишние волнения.

Они еще более часа беседовали о предстоящем венчании, хотя больше говорила княгиня, вспоминающая собственную свадьбу: ей едва минуло восемнадцать, когда она дала согласие очаровавшему её князю Голицыну, и о семейной жизни на тот момент она даже не грезила – все произошло так стремительно, что даже времени на испуг не оказалось. В полной мере осознание начало приходить, когда на руках у нее оказались первенцы: Ирина с Петром, и к едва начавшей осваиваться роли хозяйки поместья добавилась роль матери. Сейчас же ей хотелось, чтобы Катерина не так бездумно кинулась в тот омут, и потому она старалась как можно полнее описать все те трудности, что откроются перед новоиспеченной графиней. Особенно если принять во внимание высокое положение её будущего супруга.

Вероятно, этот разговор бы кончился затемно, но явившаяся служанка напомнила об обеде, к которому должны выйти и отдохнувшие гости, и потому продолжение беседы пришлось отсрочить. В какой-то мере Катерина была тому рада – она уже порядком утомилась и ощущала потребность хотя бы на полчаса закрыть глаза: количество эмоций, мыслей, известий, чувств оказалось слишком велико и теперь всем её существом завладело истощение. Она даже не помнила, как пережила получасовой обед, что отвечала жениху, подле которого сидела, и съела ли что-то из своей тарелки.

Облегченно выдохнуть удалось лишь в момент, когда Дарина (Всевышний, как же она была рада видеть эту девочку, служившую в их доме еще с момента окончания Катериной Смольного и решившей поехать вслед за хозяевами в Карлсруэ!) сопроводила её в гостевую спальню, выделенную ей Надеждой Илларионовной. Задернув плотные портьеры и затушив две свечи, чтобы комнату окутал полумрак, едва разгоняемый лишь одиноким огоньком, Катерина дождалась, пока все та же Дарина ослабит шнуровку корсажа и поможет ей избавиться от верхних юбок. Оставшись лишь в нижней рубашке, ощутила, как по оголенным рукам побежали мурашки. И, кивнув покинувшей спальню служанке, стремительно юркнула под одеяло, как в детстве укрываясь им с головой и запутываясь ногами в нижнем крае. Сжимаясь в этом коконе так, что колени оказались подтянуты к животу, она медленно выдохнула, стараясь расслабиться и отпустить мысли.

Но вместо того разум, взбудораженный долгожданной встречей и утомленный всем происходящим на протяжении последних месяцев, тут же воскресил за опущенными веками недавние эпизоды.

Крепко зажмуриваясь, Катерина позволила себе просто утонуть в этих воспоминаниях, надеясь, что сон придет быстро.

***

Дания, Копенгаген, год 1864, сентябрь, 16.

Ему следовало наконец побеседовать с королевской четой и обговорить дату свадьбы, чтобы уже одним грузом на душе стало меньше. Хотя внутри все вновь обратилось в хаос, и одна только мысль о том, чтобы сейчас затронуть вопрос помолвки казался каким-то предательством и откровенной ложью, особенно перед Дагмар. Последняя ночь в Потсдаме и эта абсолютно неожиданная встреча всколыхнули все то, что улеглось на самое дно и более не тревожило так явно.