Интересно, как справляется с ролью главы семьи Петр? Он, вроде бы, намеревался в будущем году зажить своим домом, но внезапно стать старшим в большой семье, взять на себя все заботы о сестрах и матери, это не то же, что обзавестись молодой женой. Всего два месяца минуло с дня расставания, а Катерине уже чудилось, словно бы пролетели годы: лица не истирались из памяти, но стыли прикосновения и затихали голоса. И все, что она могла делать сейчас — ждать, уходить в иные мысли и стараться не дать беспокойству и отчаянию спутать ей руки и ноги, затягивая в свой гибельный кокон.

Заслышав шаги в коридоре и на миг посетовав на отсутствие слуг, оповещающих о госте и его личности, Катерина поспешно обернулась к дверям, поспешно решая, сможет ли защититься от недобрых людей: по всему выходило, что нет. Хоть и не выносилось ничего из гостиной после отбытия из усадьбы её хозяев, а не были приспособлены к иным функциям, кроме как декоративным, тяжелые напольные вазоны и статуи — их бы хрупкая барышня и на дюйм не приподняла. Разве что те маленькие фигурки балерин, которых коллекционировала Ирина: расставленные на поверхности камина, каждая из них имела свою историю и имя. Прикоснуться к ним считалось кощунством, но ведь сестра бы простила её, узнай об угрозе жизни, верно?

Шаги приближались, и княжна метнулась к священным статуэткам, готовая после долго вымаливать прощение у Ирины. Если они еще свидятся. Дверь скрипнула, и тонкая рука со всей силой, которой в ней отродясь не бывало, сжалась на вылепленном из гипса стане. Вторая еще крепче стиснула сверток. Костяшки пальцев побелели, а сердце ухнуло куда-то вниз, когда проем расширился, впуская нежданного визитера.

— Дядюшка? — еще ни разу, навещая родное гнездо, Катерина не сталкивалась с Борисом Петровичем: она знала о его визитах — поместье именно его стараниями не начало приходить в упадок, оставшись без хозяев, но видеться им не приходилось. Судя же по отсутствию удивления на сухощавом лице, сам князь был готов к их встрече. Но о том, каким образом узнал о приезде племянницы именно сегодня, он явно не намеревался рассказывать.

— Я с новостями к тебе, — все в голосе и жестах Бориса Петровича говорило о том, что он пребывает в крайне добром расположении духа, и причина тому должна была вот-вот раскрыться. — Помнится, по окончании Смольного ты должна была получить шифр Ея Величества?

— К чему прошлое ворошить, — стараясь не касаться темы, что вызывала у нее немало вопросов, княжна сплела пальцы рук в замок, надеясь этим простым действием придать себе уверенности и унять сердцебиение.

— Сознайся, что грезила о дворцовой жизни? — добродушно усмехнулся князь Остроженский и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Варвара Львовна милостиво согласилась похлопотать за тебя перед государыней, поэтому через два дня ты должна появиться перед Ея Величеством, дабы принять шифр.

Наблюдая за тем, как племянница непроизвольно сжала резную спинку диванчика, стоящего перед ней, Борис Петрович внутренне поднял бокал коньяка за свою маленькую победу: как он и полагал, Катерина будет ошеломлена, но вряд ли станет оспаривать решение Императрицы и не посмеет проявить неблагодарность к баронессе Аракчеевой, отрекомендовавшей её.

— Я… Благодарю Вас, дядюшка, — неуверенно улыбаясь, словно бы пытаясь понять, какой именно реакции от нее ожидают, княжна коротко поклонилась, — тогда, если Вы не возражаете, я заберу сейчас некоторые вещи.

Дождавшись одобрительного кивка со стороны дядюшки, она спешно покинула гостиную, продолжая прижимать к себе сверток. До последнего она опасалась вопроса о том, что удерживала в руках. Но, похоже, князь предположил, что племянница наведалась в родовое поместье, дабы взять свои платья и прочие девичьи мелочи, ведь в Петербург она прибыла лишь с маленьким ридикюлем, не думая о долгом пребывании вдали от дома. Правда, известие о приглашении ко двору было не совсем на руку Катерине: вряд ли в стенах, обладающих десятком лишних пар глаз и ушей, удастся спокойно изучить свои находки. А сумеет ли она их рассмотреть за сутки — неизвестно. Что-то подсказывало — сия загадка требует времени, и немало.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, декабрь, 4.

Каждый визит в Зимний отпечатывался в памяти Катерины, но сегодняшний, пожалуй, она могла бы выгравировать на сердце, куда позже добавятся еще две даты, определяющие её жизнь. Будут ли они важнее этой — она и сама не даст ответа. Но об одном не пожалеет — о мгновении, когда утонула в штормящем море, умирая и рождаясь под звук пистолетного выстрела.

Ничего не менялось: Мария Александровна, ожидающая её, всё так же была одета в простое темное платье, и всё так же бессознательно прокручивала доставшиеся от матери кольца на безымянном пальце. В будуаре всё так же горело не более десятка свечей, что придавало небольшому — по дворцовым меркам — помещению какого-то домашнего уюта. Всё так же кроме государыни здесь не было никого: даже обер-гофмейстрину отослали легким кивком головы. Ощущая себя той, которую за секунду до смерти помиловали за неизвестные, невесть когда открывшиеся, заслуги, Катерина замерла у входа, не решаясь шевельнуться. То чувство, что охватило её, вряд ли являлось трепетом: скорее легкой паникой от неуверенности — а достойна ли она этого момента? И имеет ли право находиться здесь сейчас? Папенька столь часто говорил, что не место ей среди фрейлин, пусть даже Ея Величества, что княжна уверовала — это не для нее, какой бы ни была причина. И теперь, когда баронесса Аракчеева выхлопотала для нее сей шанс, казалось, что это неправильно, и в глазах Императрицы она прочтет нежелание приближать ту, репутация семьи которой запятнана связью с покушением на Наследника Престола.

Все смешалось в тугой ком, где не удавалось уже найти рационального зерна и отсеять его от глупых и беспочвенных предположений.

— Подойдите ко мне, Катрин, — мягко обратилась к ней Мария Александровна, забирая со столика маленький футляр темно-синего цвета.

Княжна сделала неуверенный шаг вперед, не зная, куда деть руки, и можно ли оставлять взгляд прямым. Не должна ли она его опустить? Государыня понимающе улыбнулась, дожидаясь, пока девушка окажется в трех шагах от нее.

— Возьмите, — бархатный прямоугольник оказался в поле зрения Катерины, всё же опустившей голову, дабы не показаться непочтительной; дрожащие руки потянулись к царскому подарку, но в нескольких дюймах от него замерли, словно бы их сопровождал немой вопрос о дозволенности на прикосновение к заветной вещи. — Берите, берите, дитя, — разгадала её сомнения Императрица. — Вы давно уже заслужили носить его на своей груди. И если не по окончании Смольного, то после того, как Вы спасли жизнь цесаревичу, мне стоило пожаловать Вам эту должность.