— Оно должно быть продолжено и улучшено, — государыня кивнула, — я лично обращусь к Императору с этим вопросом. Если не будет возможности взять средства из казны, я совершу личное пожертвование: бриллианты и сапфиры — просто дорогое стекло.

— Ваше Величество, Вы всегда можете расчитывать на меня в этом вопросе, — Катерина окончательно забыла об ужине, как только разговор принял решающий оборот.

Голод, едва успокоенный чаем, затих — сотни, тысячи судеб могли вскоре получить шанс, и это заставляло все внутри трепетать. Отчего-то княжна уже была уверена в успехе предприятия, не принимая во внимание то, что до момента, когда выйдет указ, должно пройти еще не мало времени. Столь важные вопросы в один момент не разрешаются. Фраза сорвалась с губ до того, как Катерина поняла, что она принадлежит ей. Все это время княжна вслушивалась в разговор между государыней и цесаревичем, и тема, что была затронута, не могла не волновать её. В каждой семье имелись потери: не обошли они и Голицыных. Будучи ребенком, Катерина не задумывалась о войне, но сейчас, находясь на пороге замужней, взрослой жизни, боялась и помыслить о том, что не вернется Петр, Дмитрий, или даже ее дети.

— Ваше Величество, я могу позаботиться об увеличении количества сестер милосердия в Общине, — Ольга также не решилась оставаться в стороне. Мария Александровна с благодарной улыбкой кивнула фрейлинам, принимая их помощь.

— Надеюсь, теперь к Вам вернется аппетит, — цесаревич облегченно вздохнул, — я не хочу вновь видеть в Ваших покоях медиков.

Николай не упрекал мать в её сердоболии — он и сам был немногим менее чувствителен и отзывчив: в то время как Александр желал совершенствовать военную мощь державы, он навещал приюты, не зная, чем еще помочь сиротам. Но здоровье Ея Величества он ценил более всего, и эта её болезненность восприятия проблем, что нередко сказывалась не лучшим образом на состоянии государыни, изрядно беспокоила цесаревича. Он, наверное, отдал бы корону и титул лишь за то, чтобы вернулось время, когда в голубых глазах еще не царицы, а вчерашней принцессы не таилось усталости и печали. Когда её мягкий смех звучал под сводами дворца чаще, а отец разделял с ними трапезы и свое свободное от государственных дел время.

— Я полагаю, наше имение могло бы послужить на благо короне и отечеству, — Катерина, всерьез увлеченная мыслями о благотворительности, с какой-то отчаянной решительностью взглянула на Императрицу. — Мы можем разместить в нем тех, кто остался без крова над головой.

Решение пришло столь стремительно, что княжна не успела осознать, отчего вдруг ухватилась за него, как за последнюю соломинку. Отчего вдруг стало так важно что-то сделать для людей, за которых болела душа Ея Величества.

— Катрин, я ценю Вашу самоотверженность, но это последняя память о Вашей семье, — сердце Марии Александровны сжалось, когда она встретилась взглядом со своей фрейлиной: было видно, как нелегко дались ей те фразы. И с какой искренностью она их произносила.

— Главная память навсегда со мной, — прислонив ладонь к груди, там, где неровно билось сердце, она замолкла, чтобы собраться с мыслями и продолжить, — а имение пустует, в то время как могло бы быть полезным. Да и маменька писала недавно, что желает остаться в Карлсруэ.

Здесь, княжна, конечно же лукавила: письмо от Марты Петровны и впрямь пришло намедни, о чем её уведомил Дмитрий (он же и передал заветную весточку), но радости от пребывания вне России княгиня не изъявляла. Вот только иначе бы убедить государыню в окончательности принятого решения не удалось бы, а Катерине очень хотелось сделать что-то для своей благодетельницы. Пусть даже такую малость. Да и самой ей, возможно, требовалось отвлечься.

— Будьте покойны, Катрин, Вам это воздастся сторицей, — после недолгой паузы согласилась Императрица, на чьих тонких губах промелькнула улыбка. И что-то теплое шевельнулось в душе её фрейлины.

Николай, наблюдающий за этой картиной, не мог не отметить, что не зря он упрашивал Марию Александровну вручить шифр Катрин: она и впрямь могла стать добрым ангелом их семьи, и если не склеить уже разбитое, то не дать трещинам пойти дальше. Государыня, обретшая поддержку в лице новой фрейлины, кажется, смогла отвлечься от мрачных мыслей, направив энергию в деятельное русло. Сама Катрин, кажется, тоже прониклась изложенной идеей и на время забыла о семейной трагедии. Если бы и дальше между ними складывалось взаимопонимание, возможно, цесаревич сумел бы при помощи княжны Голицыной уговорить Императрицу перебраться в Ливадию. Отчего-то не существовало никакой подозрительности, что проявлял Император в отношении Катрин: Николай полностью и безоговорочно верил ей и в нее, не видя ничего дурного в очаровательной барышне с такими родными зелеными глазами из снов.

Та, что спасла его не раз, не могла нести в себе угрозы для него и всей царской семьи. Это цесаревич знал точно.

Комментарий к Глава одиннадцатая. Женское общество

*имеется в виду связь Марии Нарышкиной с Александром I, длившаяся 15 лет. Был ли это морганатический брак — неизвестно, но роман прервался в силу неверности дамы.

**у единственного дожившего до взрослого возраста сына Марии Антоновны — Эммануила, к слову, считавшегося ребенком от Александра I, детей ни в одном из двух браков не было. Поэтому Елизавета — лицо вымышленное.

***звание статс-дамы получали лишь замужние фрейлины, а также супруги крупных чинов: гражданских, придворных или военных. Это было следующей ступенью после камер-фрейлин, которыми становились незамужние и задержавшиеся в фрейлинах барышни.

========== Глава двенадцатая. С мечтой о близком пробужденье ==========

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, декабрь, 13.

Идея о возрождении Крествовоздвиженской Общины настолько захватила Катерину, что вот уже третий день она, как только выдавалась свободная минутка, всю себя посвящала этим мыслям. Родовое поместье Голицыных было решено сделать приютом для сирот, и теперь предстояло подготовить его к этому: изменить направленность некоторых комнат (зачем детям малая столовая, если есть большая? А ту можно сделать дополнительной спальней), продать дорогую мебель из некоторых помещений, но взамен нее приобрести более простую и в большем количестве: одних лишь кроватей и тумб понадобится немало. А помимо этого ведь и уборную нужно сделать общей, увеличив количество умывальников, и лазарет, коего никогда не было в усадьбе, сделать. Дела, внезапно навалившиеся на Катерину, да и не только на нее, но и на всех, кто принимал участие в этой затее, сильно обрадовали княжну. Она было порывалась и штат постоянный пополнить, ведь персонал для нового приюта еще требовалось набрать, но в ней нуждались во Дворце, и идею пришлось отбросить, как невозможную. Впрочем, просто навещать порой детей и помогать нянечкам в их работе, ей никто не запрещал.

Натягивая перчатки, Катерина покинула «квартирку», попросив занятую своим туалетом Сашеньку напомнить государыне, если вдруг та спросит, что она отправилась в Карабиху, забрать некоторые вещи. Мария Александровна, с благодарностью принявшая жест своей фрейлины, все же настояла на том, чтобы княжна навестила имение перед его передачей в государственную собственность и увезла все, что посчитает нужным. После некоторых раздумий Катерина поняла, что если украшения и платья для нее не представляют ценности, то последний раз наведаться в тайную комнатку маменьки и попробовать найти еще что-нибудь, связанное с теми же письмами, стоит. Пообещавшись Императрице, что она отлучится ненадолго, и к вечеру постарается возвернуться, княжна получила в свое распоряжение целый выходной, и ранним утром начала сборы, отказавшись от завтрака.