Они помолчали. Тата раскрыла чемодан. Достала тоненькую синюю папку.

— Вот, посмотри…

— Это то самое, о чем ты говорила?

— Все, что осталось от маминого дела в ФСБ. Там завели новый отдел по связям с общественностью…

Федя перебирал бумаги и передавал их Пенни.

— Я вам поясню, — сказала Тата. Вот протокол первого допроса. Здесь мама отвергает все обвинения… Вот второй протокол, здесь Вета все признает… Вот обвинение… Приговор… Акт о расстреле… Справка о реабилитации… Всего двенадцать страниц…

Федя собрал бумаги и аккуратно сложил их в папку.

— Здесь нет главного, Тата. Доносов. Любое дело начиналось с доносов.

— Доносов в деле нет… Видимо, уничтожили.

Они помолчали. Тата протянула Феде брошюру.

— Это брошюра о Левашовской пустоши. Публикация общества «Мемориал».

Федя перелистал брошюру, передал Пенни.

— Расскажи поподробнее, — попросил Федя.

— Место массовых захоронений жертв террора. Обнаружили его в конце восьмидесятых. Там рыли котлованы и сбрасывали тела расстрелянных. По подсчетам, там похоронили тысяч пятьдесят…

— Сколько таких мест под Ленинградом?

— Много, Федя, много… Только там устроили мемориал… Поставили крест…

— Ты думаешь, Вета там?

— Не знаю, Федя. А впрочем, какая разница…

— Как туда доехать? На такси?

— Мне сказали, что проще на маршрутке… От метро «Проспект Просвещения».

Они вышли из метро и попали в другой город. Громко играла восточная музыка. Бородатые люди со смуглыми лицами толкались вокруг бесчисленных шашлычных. Подошел старенький микроавтобус.

— Это наш, — сказала Тата.

Они втиснулись в машину. Шофер круто развернулся и выехал на широкое шоссе. Замелькали одинаковые коробки домов.

Дома кончились и пошли зеленые массивы. Убогие дачки чередовались со строениями из красного кирпича с затемненными стеклами. Машина остановилась.

— Кажется, здесь, — сказала Тата.

Они вышли из автобуса и зашагали по песчаной дорожке вдоль глухого зеленого забора. Земля была мокрая, видимо, здесь недавно прошел дождь.

Увидели открытые ворота, пошли по широкой аллее. Вокруг шелестели сосны. Чуть в стороне от аллеи стоял большой православный крест, рядом — колокол.

Они углубились в лес.

— Смотри, — сказал Федя. Среди деревьев стояли кресты. На них имена, фотографии… И три даты: родился … расстрелян… реабилитирован… Они шли дальше, и табличек становилось все больше. Теперь они были прикреплены к деревьям… Расстрелян… Замучен…

— Посмотри, знакомые имена:

— Адриан Аскольский… Фихтенбаум…

Они остановились около дерева.

— Давай здесь…

Тата достала из чемодана металлическую пластинку…

ЕЛИЗАВЕТА ДАДАШЕВА

ЛИТЕРАТОР

1904–1938–1985

Федя достал молоток и гвозди. Аккуратно прибил пластинку к стволу. Пенни положила у дерева охапку цветов.

Они помолчали…

Когда выходили из ворот, они увидели на противоположной стороне шоссе странное сооружение из колючей проволоки и искореженных металлических брусьев. На постаменте было написано золотыми буквами:

«Родина вас не забудет».

Пенни тихо произнесла что-то по-английски.

— Что она сказала? — спросила Тата.

Федя перевел:

— Это так по-русски… Сперва растоптать, а потом поклониться…

ПРИМЕЧАНИЕ

Все персонажи и события — вымышлены. Кажущиеся совпадения — чисто случайны.

Автор

Рассказы

ПОЭТЕССА НЕВЗОРОВА

Осень 1915 года в Одессе выдалась теплой. Война громыхала далеко — в Галиции. А здесь все как обычно — ветер гоняет пыль по улицам, снуют пролетки, пароходы в порту гудят тревожно. Стало больше на улицах людей в серых шинелях: солдат в фуражках набекрень, офицеров, что из штатских, вольноопределяющихся. И гимназисты попадались чаще — совсем маленькие, фуражки на ушах, прыщавые подростки и усатые старшеклассники.

На Большом Фонтане тихо — дачники разъехались, дома стоят заколоченные. В садах пахнет сухой землей и гнилыми фруктами. А как стемнеет — жутковато: невидимое море бьется в известняк, степной ветер шелестит в тополях, стучит ставнями в пустые окна.

Как стемнеет, собираются на Большом Фонтане поэты. Идут ощупью знакомой улицей от последней остановки трамвая, мимо пустых дач, летят, как мотыльки, к дому у самого моря, где свеча в окошке. Ждет их там Эллочка Невзорова, поэтесса восемнадцати лет с длинной золотой косой, большие голубые глаза на светлом личике.