Обычно ему всегда хватало выражения глаз, так как у них были настолько выразительные глаза, что он никогда не мог понять - почему они не общаются между собой только при помощи их выражений. Часто, очень часто глаза его собеседников выражали одно, а производимые ими колебания смеси - совсем другое, но это больше не могло его обмануть. Вот и про этих городовых он сразу же понял абсолютно все, потому, что и у стажера, и особенно у его наставника были очень выразительные глаза.

Они оба словно бы говорили ему своими взглядами: "Отдай нам это. Отдай немедленно. Разве ты не видишь, что оно нам нужно? Что мы не можем без этого жить? Мы знаем, что оно у тебя есть. Отдай нам это и мы немедленно оставим тебя в покое. Разве ты не видишь, как мы страдаем без этого? А ты себе добудешь еще. Вон ты какой ладный и сильный".

Кроме настойчивой просьбы в глазах обоих городовых можно было прочесть и скрытую угрозу. Они как бы говорили ему своими глазами: "Если ты не отдашь нам это, мы тебя закатаем, замучаем, составим на тебя протокол. Подумай - разве это того стоит? Конечно, не стоит. Поэтому для тебя будет лучше, если ты не будешь противиться и отдашь нам это. Ну же - отдай нам это. Отдай. Отдай. Отдай".

Давление этих глаз было настолько сильным, что Свездиго не стал ему долго противиться. Он залез в карман фуфайки и протянул наставнику истертую паспортную обложку с двумя вложенными купюрами тысячного достоинства.

– Да, - коротко бросил наставник, с видимым облегчением принимая в свои широкие ладони подарок Свездиго.
– Вчера вот моего старого напарника уволили за утрату доверия. А знаешь, как он всем доверял? Как он во все и всех верил? Как он на всех надеялся? Вот скажи мне, торговец, куда катится этот рынок?

– Известно куда, - дипломатично заметил Свездиго, с задумчивым видом разглаживая складку на брезентовом фартуке.
– К полной и окончательной утрате доверия. Причем сразу по всем кредитам.

– Именно, - наставник снял шапку с хорошо знакомым Свездиго по прежним временам, но каким-то худосочным и тонкошеим медным орлиным дублем, пощупал внутреннее искусственное полотно и снова водрузил на свою лысую голову, крепко придавил ее ладонями к тяжелому голому куполу.
– И когда-нибудь оно туда непременно докатится.

"Может быть, он докатится туда уже сегодня", - чуть не вырвалось у Свездиго... Впрочем, в такой день все это было тоже уже не важно.

Наставник помахал перед своими глазами мясистой кистью с двумя массивными золотыми перстнями, как бы отгоняя от своей головы какое-то навязчивое и страшное видение, а потом кивнул в сторону остальных лотков.

– Ладно, это не твое дело, чего мне тебя-то загружать своими проблемами?
– сказал он, как бы очнувшись.- Я смотрю, что торговля у тебя и так почти не движется. А памятку с крылатыми выражениями ты себе все-таки заведи - на всякий случай. Ведь, так или иначе, а все равно влипнешь когда-нибудь, вот к слову в протокол крылатое выражение и вставишь, и дело твое сразу веселее пойдет.

– Памятки с крылатыми высказываниями у меня нет, - весело откликнулся на это Свездиго.
– Зато есть фотография самого мэра в рамке из карельской березы.

– Подходяще, только держи ее всегда при себе, лучше всего - в нагрудном кармане, - удовлетворенно кивнул головой наставник.- Петруша, пойдем, у нас еще много работы сегодня, а снег уже так и сыплет, зараза.

Стажер с застенчивой улыбкой вернул Свездиго пустую паспортную обложку со словно бы вмиг поникшими орлиными головами, с как-то сразу поблекшими, безвольно опавшими хвостами и перьями, а городовые резво переместились к следующему лотку.

Появление городовых вызвало сильное оживление по всему бакалейному ряду, так как согласно древней торговой примете появление первого городового до первого покупателя мужского пола было дурным знаком на целый предстоящий торговый день, но Свездиго как-то сразу забыл о слишком ранних городовых и вернулся к своим размышлениям.

Мороз понемногу слабел, но теперь сверху посыпался крупный снежок. Свездиго накрыл свою рыбу куском прозрачной клеенки, а затем сел на рыбацкий стульчик и раскурил новую папиросу. "Вот бегут мимо безобразники, - думал он, ловко выпуская в холодный воздух серию аккуратных колец.
– И, наверное, есть среди них такие, которые верят во "Что-то такое есть". Наверняка они думают, что это самое "Нечто" за ними благожелательно присматривают откуда-то сверху и когда наступит "Час О" оно придет к ним на помощь, всех спасет, вылечит и накормит. Эх, да если бы это было так просто. Это вам не потенциальную жертву своим фенотипом дурить, или пугать ее колебаниями воздушной смеси. Здесь идут эволюционные игры совсем другого масштаба".

***

Утвержденные Галактосоветом инструкции предусматривали два протокола взаимодействия с поднадзорными популяциями - прямой и косвенный. Почему Свездиго принял косвенный протокол, он и сам теперь не смог бы, наверное, объяснить внятно.

Обычно Наблюдатели предпочитали именно прямой протокол. Почему? Да потому, что так проще. Демонстративно спускаешься с небес в произвольно выбранный "Час О", показываешь местным пару нехитрых технических трюков (здесь можно и рот пошире открыть, чтобы вторые ряды зубов стали всем хорошо видны, или щупальца веером развернуть, или между рогами искру пустить, или еще что-то такое придумать, многие ленивые наблюдатели так и делали) и сразу объявляешь нижним новую эру. Эру добра и справедливости, надо полагать. После этого Наблюдатель превращается в Наставника, ну а дальше все просто - ведешь своих недоразвитых подопечных по пути уверенного развития твердой рукой, пасешь их железным посохом, так сказать, ну и разные фокусы показываешь время от времени, для укрепления веры в себя, куда же без этого.