Шрифт:
В темноте комнаты часы отсчитывали секунды.
Я подняла голову и посмотрела на два лица, повернутых ко мне, одно было полно скепсиса, другое пылало верой.
– Мы не просим ничего сильного, пойми, - сказал Пенебригг с теплой улыбкой. – Покажи что-то маленькое, но убедительное.
Я беспомощно смотрела на него.
– Не могу.
Он посерьезнел, в его глазах появилась доля недоверия Ната.
– Не можешь? Или не будешь?
Понимая, что выгляжу я жалко, я объяснила проблему:
– Я не знаю ничего о Певчих. Да, я такая. Но я узнала об этом только сегодня.
Нат вскинул брови.
Пенебригг почесал бороду, словно не знал, что сказать.
– Расскажи подробнее.
Я вкратце описала свою историю. Рассказ звучал куда фантастичнее, чем это казалось в момент этих событий, и я снова заметила недоверие Ната.
Пенебригг слушал меня внимательно.
– И ты семь лет назад оказалась на том острове? – сказал он. – Это имеет смысл.
А когда я рассказала, как песня пришла ко мне, и нас забрал ветер, он воскликнул:
– Невероятно!
Когда я закончила рассказ, стояла тишина. Пенебригг натирал очки краем рукава, а потом он вернул их на нос с вздохом.
– Я бы зуб отдал, чтобы увидеть такую магию. Но ты не видела своего опекуна, когда прибыла? Не знаешь, как ее найти?
Я покачала головой.
– А вы?
– Нет. Я изобретатель, магии во мне нет. Может, получится найти ее обычным способом, если осторожно поспрашивать…
– Хватит, - вмешался Нат. – Вы ее не слышите? Вы попросили ее показать нам силу, вместо этого она сочинила дикую историю. Это не похоже на Певчую. Это похоже на шпионку.
Пенебригг скрестил руки на груди.
– Какое первое правило науки, Нат?
С явной неохотой Нат ответил:
– Держать разум открытым.
Пенебригг кивнул.
– Нельзя быстро делать выводы. Я так не делаю. Многое в истории Люси звучит правдоподобно, но стоит собрать больше материала, - он повернулся ко мне. – Ты знаешь что-то о своем рубине?
– Нет. Но когда я ношу его, сложно слышать музыку.
– Можно рассмотреть его ближе?
Я замешкалась. Было странно сидеть без камня на шее, и я не представляла, как плохо будет, если я отдам его кому-то.
– Можешь не отдавать, - добавил он. – Просто поднеси к свету, чтобы я его разглядел. Я не буду его трогать, обещаю.
Я подняла рубин, Пенебригг встал со стула и зажег свечу от огня. Он поднес ее и посмотрел на камень.
– Ага, вот так. А теперь поверни, нет, погоди, - он прищурился. – Замечательно. Жаль, что ты потеряла письмо матери! Понадеемся, что его не найдут, или что Скаргрейв не сможет его прочитать.
– Ничего нельзя сделать? – спросила я.
– С письмом? Пока – нет. Но я могу предложить другую проверку для Певчей. Хочешь продолжить?
– Да, - если так я получу их помощь в поиске Норри, я это сделаю.
– Ты не слишком устала?
– Нет, - я была бодрой, несмотря на комнату, полную дыма и полумрака.
– Хорошо. А теперь возьми камень в руку. Нет, не так. Не в кулак. Пусть просто лежит на ладони.
Было сложно слушаться Пенебригга, разжать пальцы и позволить рубину лежать открыто. Кулон всегда был скрыт, и я хотела уберечь талисман вдали от чужих глаз. Я заерзала, заставляя ладонь оставаться открытой.
– Не двигайся, - приказал Пенебригг. – А я попробую его забрать.
Мои пальцы сомкнулись поверх рубина сами по себе.
– Но он мой!
– Если это магия, и он твой, то никто не сможет его у тебя забрать. Нат попытался, помнишь? И не смог.
Никто не сможет забрать у меня камень. Я с любопытством раскрыла ладонь, показывая рубин.
Пенебригг потянулся к нему, но как только его рука коснулась камня, свирепая музыка зазвенела в ушах. Пенебригг отдернул руку, лицо его побледнело.
Нат вскочил со стула.
– Что ты с ним сделала?
– Спокойно, Нат, - Пенебригг прижал к груди пальцы. – Она ничего не сделала. Это камень.
Нат опустился рядом с ним с тревогой.
– Больно?
– Терпимо.
– Я попробую.
– Нет, Нат. Не советую. Не когда…
Но пока Пенебригг говорил, пальцы Ната сжались на камне. Свирепые ноты снова зазвенели в моих ушах, в этот раз яростнее. Нат закричал, его рука взлетела.
– Ах, - сказал Пенебригг. – Что ты ощутил?
– Ничего, пока не попытался коснуться, - Нат звучал потрясенно. – А потом мои пальцы словно сжали раскаленные клещи.
– Как и у меня, - сказал Пенебригг. – А в тот раз ты что-то ощутил?