Шрифт:
Генри развернулся.
– Лорд-защитник?
Его глазами я все же увидела Скаргрейва: мужчину в полном расцвете, бодрого, выглядящего как человек, рожденный командовать. Его губы и широкие кости показывали его спокойную силу, что делала его важным человеком короля.
Но потом мой взгляд – взгляд Генри – привлекли глаза Скаргрейва. Глубоко посаженные, светло-серые, они пылали диким, едва сдерживаемым огнем. И я ощутила вспышку неуправляемого страха.
Моего или… Генри?
Обоих. Но у Генри страх был слабее. Он смотрел на своего защитника, и я ощущала его зависть, верность и поклонение герою, но еще и страдания, похожие на ливень.
Скаргрейв осторожно заговорил с королем:
– Я не хочу торопить вас, сэр. Если Ваше величество передумали получать отчеты и хотите лишь слушать от меня обобщенное содержание, то я с радостью… нет? Уверены? Семнадцать лет – еще юный возраст.
Отвращение Генри было таким быстрым, что я едва уловила его.
– Вполне уверен.
Скаргрейв кивнул долговязому мужчине в бархате.
– Хорошо. Лорд Виншип?
Виншип низко поклонился Генри.
– Если пожелаете, Ваше величество.
– Начинайте, - сказал Генри.
Зашуршав бумагами, Виншип принялся читать, а за ним выстроилась делегация.
– В этом документе список арестов, сделанных в октябре от имени короля. За оскорбительные слова в адрес короля и его советников – четыреста пятьдесят арестов. За послания с угрозами – сто двадцать восемь. За незаконные собрания – триста девяносто один. За подозрения в опасном сотрудничестве – сто двадцать. Все были переданы служащим, применялись обычные методы допроса.
Хотя Виншип рассказывал бодро, я чувствовала, как отвращение короля Генри становится все сильнее.
– Одни угрозы сломили треть узников, - продолжил лорд Виншип, - огнем добились признаний почти у всех остальных. А тех, кто не сдался, отдали тенегримам, и результаты были отличными. Через пятнадцать минут тринадцать пленников во всем признались, но, конечно, это уже от них не требовалось, ведь тенегримы добыли нужную информацию. Узников наказали согласно их преступлениям.
Мы с Генри ощущали одинаковый ужас.
А Виншип оставался бодрым.
– Из оставшихся пленников от тенегримов погибли все, кроме двоих. Некоторые мгновенно, остальные – чуть позже, и королевство избавилось от опасных личностей. Важную информацию тенегримы успели собрать до их гибели. Двое узников выжили и стали Вороновыми. Они присоединились к страже лорда-защитника, чтобы служить на благо нам, - лорд Виншип оторвал взгляд от записей. – Думаю, это все, Ваше величество.
– Как видите, мы со всем справляемся, - сказал лорд Скаргрейв. – Это был обычный месяц, только возросло количество попыток незаконных собраний. Мы работаем над этим, и скоро все будет под контролем.
Генри сжал кулаки.
«И все это под моим именем».
– Ваше величество? – вмешался Скаргрейв. – Вы в порядке?
Я ощущала отчаяние Генри. А потом слабую, но настоящую искру мятежа.
– У меня есть вопрос, - сказал он.
Самодовольство лорда Виншипа дрогнуло.
– Насчет моего отчета, Ваше величество?
– Да, - Генри все же зазвучал как король. – Все эти аресты были необходимы?
Виншип пролепетал в ответ:
– О, кхм, да… именно… Полагаю…
Скаргрейв недовольно нахмурился, но мягко сказал Генри, словно успокаивал его:
– Конечно, они были необходимы, Ваше величество. Вы ведь слышали, что мы получили признания.
Генри вскинул руку.
– Я хочу увидеть бумаги.
Скаргрейв склонился к нему.
– Нет необходимости…
Я ощущала, как колотится сердце Генри, но он настоял:
– Как ваш король, - сказал он Виншипу, - мы требуем увидеть бумаги.
С виноватым взглядом на Скаргрейва, Виншип отдал отчеты.
– Ваше величество, это неправильно, - Скаргрейв не скрывал гнева, но управлял им. – Как я и говорил, для всего есть свое время и место…
– Вот этот арест, - рука Генри дрожала, когда он указывал на строки, но голос его был ровным. – Тут говорится, что человек всего лишь пожаловался на цену хлеба. Но его арестовали за измену.
– Если позволите, Ваше величество, - Скаргрейв забрал у Генри бумаги. – Ах, да. Вспоминаю. Все так и началось, с жалобы на цену.
– Это не измена, - сказал Генри.
– Так начинается измена. Жалоба на цену – это жалоба на политику короля, значит, сомнение в самом короле.
– Но он говорил о хлебе.
– Он проявлял недовольство. Один шепот, и он разойдется, разгорится, как огонь. И, как огонь, этот шепот приведет к катастрофе. Он поглотит все вокруг, и шепот превратится в крик, и люди будут желать кровь короля.