Есть еще аргумент за не-перевод как перевод без скобок. Основной элемент чтения азбук — это повторное обучение самой азбуке, что можно сравнить с повторным обучением чтению главной героини пушкинской «Барышни-крестьянки».

Очевидно, что седьмую и восьмую «Азбуки» тоже можно перевести одним только не-переводом, т. е. воспроизведением русского языкового материала с примечаниями, которые объясняют семантический жест этих текстов. Без понимания этого жеста азбуки теряют не только значение, но и смысл. Повтор социальных, политических и образовательных практик является существенным элементом при чтении азбук или при восприятии их нечитабельности, неудобочитаемости. Это значит, что каждый читатель «Азбук» должен снова познакомиться с азбукой, т. е. поступить как пушкинская Лиза в «Барышне-крестьянке», которая снова учится читать.

Можно, конечно, представить себе и аналогичные образовательные процессы в других культурах, например в американской: хорошим примером могут послужить американские словарные статьи из «Art as Idea as Idea». Но по такой аналогии, на мой взгляд, здесь работать нельзя. Русскость обязательно должна остаться, ибо игра и работа с русскостью, с русской буквенностью (и кстати, с буквальностью) — это суть всех приговских «Азбук». Может быть, в таком случае они становятся непереводимыми. С другой стороны, воспроизведение материала с объяснениями и ссылками можно также посчитать за перевод. В принципе, сойдет и без объяснений, хотя бы для того, чтобы в книге, изданной в Америке или Англии, они воспринимались как часть американско- или англо-славянской филологии.

Как мы уже писали в статье, опубликованной в сборнике «Неканонический классик», перевод касается отнюдь не только языкового кода в конвенциональном смысле. «Азбуки» Пригова являются примерами поставангардной автофилологичности, т. е. они провоцируют и проводят на самих себе филологические операции. Как мы уже сказали, они, кроме того, повторяют филологические практики Советского Союза. Это обстоятельство делает Пригова особенным среди русских концептуалистов; оно и обуславливает (не)переводимость его текстов.

И Рубинштейн, и ранний Сорокин также проводят филологические операции. Роман «Роман» Сорокина очевидно автофилологичен, и это также обуславливает его перевод и переводимость. У Пригова уникальны консеквентность этой тенденции и количество классов текста, в которых эта филологическая работа проходит. Переводима ли эта работа? И да, и нет! Она переводима не столько в смысле транспозиции текста из одной грамматической системы в другую, сколько наподобие пространственного перемещения инсталляции Кабакова из одного места в другое; когда зритель в музейном или каком-либо другом пространстве смотрит на инсталляцию «Человек, который улетел в космос из своей квартиры», он не ожидает, чтобы кто-то это помещение «перевел» в какую-то другую квартиру в Сан-Франциско или в Филадельфии. Он также не ожидает, что кто-то переведет все газеты и плакаты на стенах (хотя это была бы полезная работа и интересная задача). Зритель должен принимать пространство так, как оно есть, и в нем жить. Так и с «Азбуками» Пригова — они являются таким же культурным (теперь и историческим, как у Кабакова) простором. Кто-то должен объяснить зрителю, в каком пространстве он находится, когда смотрит на «Азбуку».

Шибболет

Щ-щ-щ-щщщщ-щ-щщщщщщ-щ-щ-щ

Щ-щ-щщ-щщщщщ-щ-щщщщ-щ-щ-щ — Ща

В случае «Азбук» жить в пространстве — значит повторять усвоение букв этих азбук. Таким образом, эти буквы, слова и фразы, которые так или иначе из них формируются, работают как концептуалистский шибболет, как работа с элементами языка, которые маркируют того, кто с ними работает, как участника или неучастника определенной дискурсивной ситуации. А маркируется это участие, между прочим, в том числе и кириллицей и ее транскрипцией. Пример такой транскрипции вы видите в названии моей статьи («Yahnki Gou Khoum»). Эта транскрипция действует как подражание устному варианту лозунга, а именно как шибболет.

Подлинный шибболет маркирует принадлежность посредством правильности или неправильности его собственного произношения. В третьей «Азбуке» Пригова «шибболетами» являются уже процитированные фразы: «Янки гоу хоум», которая встречается трижды (под буквами «г», «х» и «я»), и «Но пасаран» (под буквой «н»). Оба лозунга имеют двоякое значение, выступая в виде и открытой политической программатики, и секретных знаков для идентификации посвященных (или для опознания и выделения непосвященных).

Оба эти значения встречаются в использовании Приговым фраз «Янки гоу хоум» и «Но пасаран»: основой игры здесь становится принадлежность к определенному «политическому» обществу, и эта принадлежность связана также с (постсталинско-советской) государственностью. Именно это свойство лозунга нужно воспроизвести в переводе.

Характерные черты шибболета в этих фразах можно распознать по отличительным признакам, маркирующим границу между принадлежностью и непринадлежностью. В случае Пригова орфография следует за произношением как отличительный признак. Письменность доминирует над устным словом.

Список, точнее, алфавит в «Азбуках» Пригова, как и в букварях или энциклопедиях, которые вводят в «национальную культуру», составляет «филологическое сообщество». Такое сообщество формулирует условия для этого составления или производит его постфактум. Таким образом, посредством знака (шибболета!) или серии знаков не только оформляется принадлежность к какому-то языковому обществу, но и выполняется как минимум косвенная адресация к учреждениям, которые упорядочивают подобную принадлежность. Если обратиться к следующему слою значений политической принадлежности («Янки гоу хоум!», «Но пасаран!»), то знаки-шибболеты этого слоя будут ассоциироваться с «политической грамматикой».

В обоих случаях появление шибболетов в кириллице, т. е. в виде азбучного алфавита (букваря, Большой советской энциклопедии), делает правописание соединительным звеном между слоями и переводит шибболет в письменный вид. Причем на перевод «Yankee go home» в «Yahnki Gou Khoum» также влияет и (неправильное, но русское и, таким образом, все-таки правильное) произношение этой фразы. Именно на это нужно обратить внимание при переводе.

Можно допустить и предположение, что шрифт как шибболет в азбуках Пригова соответствует дате как шибболету в дерридеанском анализе произведений Делана. Анализируя оба «стиха-шибболета» Поля Делана («Шибболет», «In Eins»), Деррида показывает, что саму дату — точнее, день года (в данном случае 13 февраля) — и называние этой даты можно сравнить с кодированием, похожим на шибболет: речь идет о воспоминании об этой дате, которое поддерживается определенным обществом и делает ее похожей на наречие.