Она улыбается ещё шире, вытягивает руку и нажимает кнопку на пульте. С негромким писком ворота открываются. Вхожу в дом, закрываю дверь. Ты не убежишь от меня! – Холи, мы можем поехать ко мне? Мне неприятно находиться в доме твоего мужа! – кричу вглубь дома.

– Это вообще-то и мой дом тоже! Ты можешь ехать куда хочешь! Я вообще тебя не звала, – выходит из кухни, в руках чашка с ароматным чаем. – Будешь мате? – интересуется она. – Какой к чёрту мате? – бросаю ключи в карман. – Ну чай такой, парагвайский! – тычет пальцем на пачку. – Да знаю я, что такое мате! – меня трясёт. – Холи, какого чёрта? – подхожу к ней и хватаю за плечо. – Что опять не так? – сводит брови. – Почему ты, чёрт возьми, так со мной разговариваешь? – сверлю её взглядом, чем здорово её веселю. – Ну прости. Что ты такой злой? Спал и плохой сон приснился, да? – берёт меня за щёки. – Никогда больше так со мной не разговаривай! – цежу сквозь зубы. – Да успокойся ты! Психованный какой-то! – рассмеялась она, отошла и села перед телевизором. – Что тебя так веселит? – выхватываю из её руки кружку с чаем и швыряю на пол. Она вздрагивает. Опускаюсь на колени перед ней. – Тебя веселит, что я нервничаю? Тебе смешно, что я как дурак прошу уважения? Смешно, что я приехал к тебе? – держу её за запястья. – А что ты мне сразу не отвечал?! – она не может злиться. Очевидно, её дико заводит моя злость, животная страсть, энергия. Она улыбается. – У тебя совесть вообще есть? Ты мне сейчас нагло в лицо улыбаешься! – смотрю ей в глаза и жду ответа. Она кусает губу, хватает меня за майку, прижимает к себе и страстно целует. – Ты больная? – раскрываю глаза. Она отрицательно качает головой, снова улыбается, стаскивает с меня джинсы. – Точно больная. Не буду я сейчас этим заниматься! – убираю её руки с джинсов. Но она не сдаётся, тянет за майку, и я перестаю сопротивлялся, чтобы она её сняла. Поднимает подол своей юбки, и кивает мне. Смотрю в её глаза. – Ну, я сейчас отыграюсь! – шепчу, притягиваю к себе и развожу её бёдра. Она крепко обнимает меня за шею. И до самого окончания страстно бормочет что-то. Устало падаю на неё. Холи опрокидывает голову на подушки и тяжело дышит. – Это у тебя способ помириться такой? – натягиваю джинсы, опускаю юбку и притягиваю её к себе на плечо. – Мы всегда так будем мириться? Если да, то у меня никаких сил не хватит! Что ты молчишь? – смотрю в её глаза. Она молча улыбается. – Что ты так загадочно улыбаешься? – целую её. Рыжая отрицательно качает головой. – Ты кричал, ругался. Я ругаться не хотела. Просто перевела тему, – шепчет. – Круто ты её перевела, – прижимаю её крепче.

О, Боже! Эта неделя… Она, конечно, не была самой лучшей в моей жизни, но легко может претендовать на одну из них. Секс! Много секса! ОЧЕНЬ МНОГО СЕКСА! Самый долгий перерыв – семь часов. Мы просто вырубались от усталости в объятиях друг друга.

Эта девушка. О, она свела меня с ума. Она такая своеобразная, такая… Она такая… Как я! Мы так похожи. Я будто в зеркало смотрюсь… Она тоже фанат кофе, секса, барабанов, рока, байков, больших внедорожников и низеньких спортивных машин. Любит и совершает всякие странные поступки. И я готов целую вечность делить с ней эмоции от безумств, которыми мы занимаемся вместе.

Она лежит сверху, обнимает меня, я ещё в ней, тяжело дышу. Трётся носом о мою ключицу. Напевает что-то. Явно не на английском.

– Что за песня? – закрываю глаза, растворяюсь на жёсткой столешнице письменного стола. – Ирландская песня пьяниц, – улыбается она. – The Rumjacks – An Irish Pub Song. – Что? Я это даже не повторю! – смеюсь. – А перевод? – Ну… – тянет она. На моей груди складывает ладони друг на друга, опускает на них подбородок. – Я постараюсь поприличней: «Избитые люди, мясо, масло и пиво. Клянусь, на святой библии, что единственный кайф,

который ты здесь получишь – это удар в ухо. Избитые люди, мясо, масло и пиво. Я встану и разобью твою мерзкую рожу, если ты нарисуешь еще хоть один клевер на моем пиве»! – смущается она. – Как-то так. Поверь, это я очень смягчила перевод.

– Ужасная песня! Ужасный язык! – морщусь я. Перекатываюсь, и опускаю её на стол. – Эй! Это язык моей мамы! – сжимает моё плечо. – Я кстати и русский считаю ужасным! – растягиваю губы. – Ты это специально говоришь, чтобы завести меня? – щурит глаз. – Пфф! – прыскаю. – Больно надо! – делаю безразличный вид, закрываю глаза. Она повторяет за мной. Молчит. Ну? Где же дикие вопли? Где рык пантеры? Где хотя бы недовольный выдох?

Открываю глаза. Её лицо напротив моего. Опущенные ресницы тихонько подрагивают. Лицо умиротворённое, спокойное. – Только не говори, что заснула, – шепчу ей, проводя пальцами по переносице. – Холи! – чуть громче. Неужели и вправду заснула? – Эй, Хол, ты голая! – пытаюсь проверить спит ли она. Никакой реакции. – Холи, хочешь заняться сексом? – хватаю её за грудь. Ни одна мышца на её лице не дрогнула. – Эй, Хол, твой муж здесь, – уже шепчу я.

– Кстати о нём, – бормочет она. – Прилетает завтра. Сказал, что у него для меня сюрприз, – глаза по-прежнему закрыты. – Отличная новость! То, что нужно на сон грядущий, – рычу. Она открывает глаза. Улыбается. – Ты зол? – хлопает ресницами. – Я счастлив, мать твою! – поднимаюсь с кровати. – Где мои трусы? – Похоже, что я их ношу? – хмыкает. – Это ты сняла их с меня. Куда дела? – я в бешенстве. – Иди так, Шеннон. Тебе идёт быть голым! – улыбается. – Да, к чёрту! – рявкаю я, прикрываю пах её маечкой и выхожу из кабинета. Слышу её заливистый смех. Натягиваю тренировочные штаны. Выхожу на улицу, сажусь на ступеньки, закуриваю.

Вот и закончилась наша неделя. А я дурак размечтался, что она продлится годы! Что за мечты вообще? Эй, очнись! Тебе сколько лет? Докури свою сигарету, смети за собой песок, который только что ссыпался с тебя и иди спать. Если получится.

К чёрту! К дьяволу всё! Забуду и вернусь к своей разгульной жизни! Как же я по ней соскучился! Вечеринки до утра, алкоголь, шлюхи. Море шлюх! Выбирай любую, и не одну.

А то с этой Холи уже в каких-то непонятных отношениях состою! Мы не живём вместе, а за эту неделю она как будто приросла ко мне. К моему дому, к моей постели. Пусть валит к чертям. К своему обожаемому мужу, который даже оттрахать её как следует не может! Фу! Даже думать противно! Вот прямо сейчас пойду к ней и скажу чтобы убиралась к себе. В свой идеальный дом. Только докурю.

– Я нашла твои боксеры, – тёплые ладони скользят по моим плечам, и спускаются вниз, к груди, животу. Она садится позади меня, обнимает руками и ногами. – Они были на мне, – жарко шепчет на ухо, проводит языком по маленькой триаде, и кладёт мою ладонь себе между ног. Чувствую мягкую ткань моих Calvin Klein, а под ней жар кожи моего кексика. Ну как я могу выгнать её? Как отпустить? Она мой сладкий наркотик. Чёрт её побери!

Тяжело выдыхаю, опускаю голову на её плечо. Она целует меня в правый висок. Это так успокаивает, умиротворяет.

– Прости меня, – сдавленно шепчет она. Кажется, что эти слова даются ей с таким трудом, такой болью. – За что? – чуть поворачиваю лицо на неё. – За мой чёртов характер, – пальчики проходят по моему плечу и она переплетает пальцы наших правых рук. – Я всегда такая. Всегда говорю, что думаю. Всегда эмоции. Постарайся не обращать на это внимание, – ласково шепчет мне. – Именно за твой чёртов характер, я тебя и… – запинаюсь.

ПОЛЮБИЛ!!!

ЗАТКНИСЬ! Заткнись, Шеннон! Не слова больше! Думай, что говоришь, мать твою! Идиот! Кого ты полюбил? Её? Ту от которой тебе только секс нужен? Ты в своём уме? Старый придурок!