возбужденно тараторя. Но много времени торопившаяся к брату Ольга им не дала, быстро

обняв обеих и дав этим понять, что разговор окончен. Лишь последняя звонкая реплика

Станы долетела до уха Банщикова: «И представляешь! ОН нас прогнал! Выгнал!!!»

– Что случилось, Оленька? – шепнул Вадим на ухо любимой.

– Эти две мерзавки привезли Аликс «конституционный» Манифест. Кто же подослал

их, идиоток!? Она прочла, рухнула в обморок. Тут же примчался Ники, и началось…

– Бли-ин… Эпик фэйл. Не просчитали! Ладно, потом разберемся, откуда ноги растут,

душа моя. А сейчас бежим к ним скорее. Чуяло мое сердце, что денек задается веселый.

В Сиреневом будуаре Императрицы они застали немую сцену. У окна, повернувшись

спиной к сидящей на диване супруге, стоял Николай, отрешенно глядя сквозь стекло на

подкрашенные лучами угасающего заката облака, едва различимые на темном, сине-

фиолетовом фоне неба. Последняя зимняя ночь вступала в свои права. Желтоватый свет

электричества неровно подрагивал и придавал всей сцене налет какого-то вагнеровского

драматизма, подчеркивая мертвенную бледность неподвижной, будто каменное изваяние,

Александры. На ковре, позади Императора, белели мелкие, смятые клочки бумаги.

«Похоже, что это Манифест наш и был», - промелькнуло в голове у Вадика.

Первой тягостное молчание нарушила Александра Федоровна. Голос ее, тихий, чуть

с хрипотцой, казалось, был лишен всяческих эмоций:

– Михаил Лаврентьевич… Государь сейчас пояснил мне, что Ваша поразительная

медицинская гениальность имеет за собою промысел Небесный. И что обстоятельства

Вашего явления ко Двору поистине чудесны…

Я не вправе хоть на секунду усомниться в правдивости слов Государя Николая

Александровича, моего царственного супруга. Но, согласитесь, что следовало бы мне, как

матери Наследника-Цесаревича, знать о причинах, побудивших Вас столь долго оставлять

меня в неведении как о самих этих обстоятельствах, так и об известных Вам грядущих для

нас и державы нашей ужасах. Желанием предупредить таковые, объясняется нынешнее

отвращение Государя от почти трехвековой Российской самодержавности, осененной

благодатью Божией.

Прошу Вас объясниться. Только не надо спешить, пожалуйста. Я должна все понять

совершенно точно. Если что-то не будет ясно, я буду Вас тотчас переспрашивать…

Терять Вадику было нечего, ситуация определилась: Николай, не выдержав истерики

Императрицы, не стал вилять, и откровенно рассказал ей все. Ясное дело, для Александры

Федоровны, это оказалось шоком не меньшим, чем первоначальный эффект от прочтения

привезенного черногорками Манифеста.

Конечно, она знала, что ее Ники мог что-то сделать под чужим влиянием, мог даже

насамодурить по мелочи. Однако, ни сам текст этого, явно тщательно продуманного и

подготовленного в тайне от нее документа, ни краткое изложение супругом первопричин

его появления, для простых объяснений места не оставляли.

16

Но, удивительное дело! Со сверхъестественной природой талантов Банщикова, и

очевидно стоящим за этим Божьим промыслом, она смирилась практически сразу. В

понимании Императрицы сам факт рождения сына стал плодом ее многолетнего поиска

помощи у высших сил. Так что истовую веру Александры в заступничество свыше,

чудесное явление ко Двору избавителя ее малыша Алексея от страшных мук «королевской

болезни» только укрепило.

Кстати говоря, с черногорскими княжнами Александра Федоровна близко сошлась

как раз на религиозно-мистической почве, ведь одна из них сама искала надежду на

излечение падучей у любимого сына в ежедневном обращении, как к Богу, так и к разным

прочим потусторонним силам.

Однако то, что ее, царицу, целый ГОД держали обо всем этом в полном неведении,

вызвало жгучую обиду у Государыни. Очень хотелось понять – почему Ники молчал? За

что ей, преданной, любящей жене и самоотверженной матери его детей, выказано такое

унизительное недоверие? Ведь даже сестра Николая, Ольга, как оказалось, была в курсе!

Пожалуй, супружескую измену она восприняла бы менее болезненно…

Секрет того, почему муж старался охранить ее от откровений Вадима о будущем,