Со всех сторон к ним приближались кентавры, тридцать или сорок особей; их луки с натянутой тетивой и острыми стрелами были нацелены на них. Оттеснив Гермиону к дереву и закрыв её собой, Тео лихорадочно соображал, что делать. Он никогда не сталкивался с таким большим табуном кентавров, да ещё и настроенных явно недружелюбно; к тому же, был наслышан об их «ранимости»: эти волшебные существа считали себя гораздо мудрее людей, и худшим оскорблением для них было приравнивание их интеллекта к человеческому.

— Нужно позвать на помощь... — дрожащим шёпотом произнесла Гермиона, вцепившись в пальто Нотта так, что он чувствовал её ногти на своих плечах.

— Не выйдет, — отрезал он. — Не хватало ещё мне у твоих дружков помощи просить. К тому же, мы ушли слишком далеко, с берега всё равно не услышат.

— Люди! — прозвучал недовольный низкий голос, и его обладатель, гнедой кентавр с длинными чёрными волосами, нервно переступил с ноги на ногу, подходя ближе всех. — Что вам нужно в нашем лесу?

— Мы... мы собираем хворост, — выпалила Гермиона, от безысходности решившая, что лучше говорить правду.

— Для чего? — требовательно спросил кентавр. Гриффиндорка, вглядевшись в смуглое лицо с широкими скулами, вспомнила его имя: Магориан. — Чтобы разводить костры и сжигать всё живое?!

— Нет, нет конечно, — пискнула Гермиона, но Тео сделал ей знак молчать, собираясь взять инициативу в свои руки.

— Пожалуйста, только не говори им про Хагрида, они не в ладах, — сбивчиво прошептала она на ухо Нотту, продолжая от волнения впиваться ногтями в его руку. Но он лишь едва заметно кивнул и обратился к Магориану:

— Мы не собирались разжигать костры в лесу. Мы уважаем ваш народ и высоко ценим вашу безопасность.

— Зато не цените наш покой! — рявкнул, выступив вперёд, другой кентавр — вороной, с чёрной бородой. Тео почувствовал, как вздрогнула сзади Гермиона.

— Тише, Бейн, — осадил его Магориан, но того уже было не остановить.

— Что ты возишься с этими сопляками? Они нас потревожили! Они крадут богатство нашего леса и при этом позволяют себе лгать нам в глаза!

— Я не лгал, — спокойно вставил Тео, пытаясь сохранить самообладание: наглость Бейна начала его раздражать, и он крепче сжал в руке палочку.

— Замолчи! — прогремел откуда-то слева ещё один кентавр, огненно-рыжий. — Никто не давал тебе права голоса! Ты на нашей территории!

Ещё несколько стрел рассекло ночной воздух, и ребятам пришлось припасть к земле, чтобы не угодить под обстрел.

— Постойте! — приказал Магориан, подходя ближе и всматриваясь в Гермиону. — Это же та девочка, подруга Гарри Поттера...

Гермиона вскинула голову.

— Да, это я, — тихо сказала она, опасаясь, как бы кто из кентавров вновь не решил, что она заговорила без разрешения.

— А где же твой друг? — вопрошал Магориан уже с большим снисхождением.

— Он... он работает в Министерстве, — сказала Гермиона и тут же осеклась. Кентавры, мягко говоря, не особо чтили Министерство магии, и было глупо рассчитывать, что даже с приходом Кингсли на пост министра их отношение изменится.

— Где-где? — заржал рыжий кентавр, Ронан, прекрасно всё расслышав, и громко воскликнул, обращаясь ко всем остальным: — И он туда же! Да, недолго продержался великий Гарри Поттер!

— В Министерстве сейчас всё иначе, — перебил его Тео, помогая Гермионе подняться и снова заслоняя её собой, и как раз вовремя: на них посыпалась новая порция стрел, но внезапный порыв ветра, к счастью, отнёс их в сторону.

— Да успокойтесь вы! — прикрикнул Магориан. — Вы что, забыли наше главное правило? Мы не трогаем жеребят!

— Каких ещё «жеребят»? — передразнил его Ронан. — Взгляни на них, им же лет двадцать! Они давно совершеннолетние!

— Да, Магориан, что ты с ними возишься? — фыркнул подскочивший Бейн. — Они без спросу вторглись на нашу землю, ведут себя как хозяева... они должны быть наказаны!

Целая толпа стоявших позади кентавров одобрительно заржала и затопала копытами. Нотт решительно поднял палочку, но тут ему в ухо ударил горячий отчаянный шёпот Гермионы:

— Теодор, прошу тебя!.. Не колдуй, не колдуй против них, они нас растерзают!

Он скрипнул зубами от досады, но палочку всё же опустил. В нём боролись противоречивые чувства: бешенство от того, что нельзя воспользоваться магией против этих полулюдей, негодование, вызванное тем, что Гермиона назвала его именем отца, которого он ненавидел, но при этом и какая-то необъяснимая теплота — она впервые всё-таки назвала его не по фамилии, а в такой критический момент это говорило о многом.