— Ты купил меня… — упрямо цедит она, и он ругается сквозь зубы.

— Да, купил, чтобы спасти. Мне от тебя ничего не нужно, я тебе уже сказал, ты не должна меня бояться, у тебя просто нет повода. Ты можешь мне доверять.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем тебе… это? — слова путаются, она с трудом строит предложения, странно и порой даже неправильно выговаривая слова. — Зачем тебе спасать меня?

— Потому что я хочу. И могу. Достаточно аргументированный ответ?

Елена молчит, все еще не находя ответа, и он, рискуя, опускается на корточки перед ней и в который раз протягивает ей булку, выдавив улыбку.

— Пожалуйста, я очень хочу, чтобы ты съела эту булку. А завтра мы с тобой поедем в магазин и купим тебе одежды и еды. Обустроим тебе комнату, помоем тебя, расчешем, приведем в порядок.

— Что я должна буду сделать? — перебивает она его и нервно сглатывает. Он хмурится.

— О чем ты?

— Все не бывает просто так… Я должна буду что-то сделать ради этого.

— Да, должна будешь, — кивает Энзо, — научиться улыбаться и выглядеть, как нормальный человек, а не животное. Это все, что мне от тебя нужно. Чтобы ты росла, как обычный ребенок, чтобы одевалась соответствующе и не чуралась помощи.

— Так не бывает.

— Бывает. Я тебе обещаю. Ну что? — он протягивает ей руку и наклоняет голову набок, продолжая улыбаться. — Мир?

Елена не двигается целую тяжелую, мучительно длинную минуту, внимательно и испуганно глядя на него своими огромными, не по-детски умными глазами. Потом сглатывает, облизав тонкие сухие губы, и вкладывает свою крохотную ладонь в его руку, вцепившись в большой палец.

— Д-да.

====== 2. Странная. ======

— Елена, — Энзо устало выдыхает, когда, открыв дверь, в который раз натыкается на девочку, спящую на пороге. Та, мгновенно проснувшись, отскакивает в сторону и отползает к столу, прижав колени к груди. Он недовольно качает головой и, притворив за собой дверь, опускается перед ней на корточки, — я ведь просил тебя спать в постели, а не на полу. Для чего я купил тебе постельное белье и отдельную кровать?

— Она неудобная, — бурчит она, опустив глаза, и ковыряет заусенец на пальце, — я не могу на ней спать.

— В том-то и дело, что она как раз удобная, — протягивает он, проведя рукой по волосам, — просто ты не привыкла к нормальным кроватям. Ты вообще с рождения хоть раз спала с комфортом? — девочка молчит, и Энзо озлобленно скрипит зубами. — Вот же сволочи!

— Кто-то на улице живет, — выдыхает Елена, все еще не решаясь поднять на него глаза, — у них нет ни еды, ни одежды, ни крыши над головой. А у меня хотя бы что-то было… — она делает паузу и вдруг выпаливает, — у меня была подружка, мы с ней почти месяц спали на одном коврике, а потом она что-то разбила, Хозяин сказал ее выбросить, и она оказалась на улице.

— И что с ней случилось потом? — он видит, как ей хочется с кем-то поделиться этой историей и как ей страшно это говорить.

— Ее принесли через пару дней, побитую, в синяках, практически без одежды и очень замерзшую, — девочка кусает губы, содрогнувшись чем телом, — люди что-то говорили о том, что с ней случилось, но я… я не понимала этих слов, они слишком… сложные, — она морщится, напряженно нахмурившись, и робко смотрит на него исподлобья. — Но на следующий день она умерла. Ее похоронили прямо за гаражами, в какой-то старой яме.

— И такое часто случается? — Энзо вздрагивает от того, как хрипло звучит его голос.

— Часто, — Елена кивает, снова сосредоточенно рассматривая свои пальцы с неровными, грязными ногтями, — «старшие» рожают очередного ребенка, его девать некуда, он никому не нужен. Первые пару дней его пытаются продать или отдать кому-то, но обычно желающих нет.

— Не говори, что их… убивают? — голос снова подводит его, и парень откашливается, пытаясь взять себя в руки. Девочка поднимает на него глаза и с неожиданной детской серьезностью кивает.

— Закапывают заживо, потому что убивать бояться.

— Господи… — он прикрывает глаза, пытаясь свыкнуться с этой мыслью, и качает головой, — это ужасно.

— Я не знаю, кто мои родители, — продолжает она своим монотонным, безэмоциональным голосом, — но мне говорят, что я была таким же ребенком. Что меня должны были выкинуть, но не выкинули, потому что кто-то за меня вступился. Знаю только, что моя мать была одной из «старших» и она сбежала.

— А ты хотела бы узнать, кто твои родители? — осторожно спрашивает Энзо, внимательно вглядываясь в ее лицо. Елена молчит очень долго, глядя в одну точку и практически не моргая. Потом поднимает глаза и смотрит на него своими глубокими, слишком взрослыми глазами.

— Да. Чтобы убить их.

Ему становится не по себе от ее серьезности. Страшно от того, что четырехлетний ребенок, который в принципе пока не особо должен ориентироваться в мире, с таким пониманием и полным осознанием говорит о смерти, об убийстве. Причем об убийстве людей, которые по сути дали ей жизнь.

— Ты… ты серьезно?

— Я ненавижу их. И… и не важно, что я родилась из-за них. Просто я ненавижу их, — она сжимает крохотные кулачки, с силой сжав челюсти, и едва слышно шмыгает носом.