— Правильно, больно, — кивает он, сев прямо на пыльный пол, — может, хоть после десятой ошибки запомнишь, как нужно обращаться с «грушей».

— Я запомнила…

— Ага, только почему у меня на руках нет такого количества крови, а? Хотя я занимаюсь даже чаще тебя.

— Я дура… — Елена облизывает губы и смотрит на него исподлобья, — я тебя расстроила снова, да?

— Знаешь, Котенок, — Энзо притягивает ее к себе и, взхломатив ее волосы, целует в лоб, — иногда ты меня страшно бесишь. Так и хочется взять за шкирку и выкинуть к чертям собачьим, — она сжимается под его взглядом, и он щелкает ее по носу. — Я ответил на твой вопрос?

— Д-да…

— Елена, — он недовольно щурится, — за столько лет ты могла бы запомнить, что я прекрасно знал, на что иду, когда забрал тебя из того приюта. Я хотел тебя учить, и я учу. Уже больше десяти лет. А ты учишься. Не всегда прилежно, но учишься. И я это вижу. И меня очень сложно расстроить, — Энзо рывком встает на ноги и, бросив на пол пакет со льдом, начинает осторожно и умело забинтовывать руку Елены. — Но имей в виду — мне плевать, сколько раз ты будешь ломать себе кости. Пока ты не научишься нормально драться, я не отступлю.

— Я тоже.

— Вот это моя девочка.

Он бросает на нее лишь один, короткий взгляд, а внутри все начинает плавиться. Ей ничего не нужно в жизни: ни дорогая одежда, ни разнообразная еда, ни машина, ни удобства. Только его поощрение и одобрение. Его улыбка. Он рядом. Просто он. И больше ничего.

За эти годы Энзо стал для нее не просто другом. Не просто старшим братом. Он стал учителем, первооткрывателем, обоими родителями одновременно, эталоном, кумиром, какой-то тенью Бога. Всем, буквально всем. Она могла бы дышать им, могла бы спать в его ногах, могла бы существовать только его словами, если бы он захотел. И это не было неуважение к себе или пресмыкание, это была любовь, чистая, глубокая, преданность и благодарность, благодарность за еще один шанс начать жить, за уроки, за все, что он ей дал.

А он дал ей действительно все. Дом, семью, одежды, еду, поддержку, опору и себя, без остатка. Он заботился о ней, делал все, чтобы у его «сестры» все было только самое лучшее, занимался ее воспитанием и обучением, напрочь забив на свободное время и личную жизнь. У него была цель — вырастить ее человеком, вырастить ее для себя, и он ни перед чем не останавливался на пути к ней.

— Нормально? — Энзо сдувает с глаз челку и скользит взглядом по вечно бледному лицу Елены. — Не жмет? Не хочу, чтобы эта хрень еще больше рану натерла, хуже будет. Так что, если не так, лучше сразу скажи.

— Нормально, — она отработанным движением дергает запястьем и позволяет себе секундную улыбку, после чего снова превращается в камень. — Спасибо.

Мужчина, еще секунду вглядываясь в ее лицо, встает и поднимается на второй этаж, закрывшись в душе. За эти двенадцать лет она изменилась: страх сменился уверенностью, она научилась управлять своими эмоциями, держать себя в руках, полностью контролировать свои действия. Единственное, что осталось — это благоговение перед ним. Если у него были проблемы или кто-то мешал ему жить, эта маленькая девочка была готова броситься с кулаками на обидчика, закрывая Энзо собой до последнего. И ей было плевать, куда идти и что делать, главное, с ним, главное, за ним, а все остальное словно и не имело значения.

А еще она выросла. Он даже не успел заметить, как маленькое, едва различимое от пола существо с грязными, слишком длинными волосами непонятного цвета, почти прозрачной, бледной коже, с тонкими конечностями выросло в сильную и красивую девушку с медовыми глазами и волосами цвета шоколада чуть ниже плеч. Она не любила длинные волосы, предпочитая убирать их в косичку или пучок, и с радостью бы состригла их до каре, но он слишком любил ее волосы. И она была красива, действительно красива.

Все чаще Энзо ловил себя на мысли, что смотрит на нее дольше, чем следовало бы. На темные волосы, сворачивающиеся от влажности в колечки, на длинные пушистые ресницы, на пухлые губы, не понимая, почему ему стыдно. Стыдно отмечать, что с каждым годом она все больше и больше меняется, становясь женственнее, стараясь не думать о том, что будет, когда у нее полностью сформируется фигура. Она стала ему членом семьей, если не ребенком, то сестрой. А сестру точно не хотят.

— Возьми себя в руки, — шипит он сквозь зубы, ударив кулаком по плитам, и прижимается к ним лбом, плотно прикрыв глаза.

Он настолько посвятил себя ей и ее воспитанию, что практически забросил любые отношения с другими девушками. Только изредка, раз в месяц, убедившись, что Елена крепко уснула, он позволял себе ночь с очередной любовницей, подцепив первую попавшуюся девушку, и отыгрывался на ней всю ночь. И ему не были нужны имена, обещания и контакты, ведь он знал, что дома ждет та, ради которой он теперь живет.

— Еще раз! — рявкает Энзо, запустив руку в волосы. — Я уже говорил, черт возьми: я не друг тебе сейчас, я ублюдок, который собирается изнасиловать тебя и убить. Даже самым своим крутым ударом ты не сделаешь мне больно, так что нападай! Прекрати медлить!

Елена нервно облизывает губы и крепче сжимает дрожащие руки в кулаки. Она знает, что должна это сделать, так как это очередной урок, но она просто не может ударить его, слишком неправильно. Но он настаивает, повысив голос, и она бросается вперед, пытаясь обманным движением ударить его в солнечное сплетение. Но мужчина спокойно парирует ее удар, и она шипит от удара по плечу.