Мама сказала:

– - Пойдём, Василь.

Я не хотел уходить. Оказывается, по дну можно передвигаться. Ходить вот так запросто! И не обязательно для этого быть рыбой. Верёвка снова задвигалась, но не натягиваясь, а вроде ползала, как змея: туда-сюда. Из машины вышел второй водолаз, без баллона на спине, но с трубкой в руках, поправил маску вставил трубку в рот и быстро поплыл вправо, скоро и трубки на поверхности стало почти не разглядеть.

– - Уходите, -- сказали нам.

Мы послушно побрели по тропинке вокруг озера, перешли на противоположный берег.

Но я всё равно видел, как из воды водолазы вытащили что-то или кого-то. В этот день я понял, что глубины бояться не надо. Что можно плавать и под водой, что можно ходить по дну. Человек может быть рыбой, но дано это не каждому.

– Нормально, - сказала мама.
– У одного лучше получается плавать, у другого - летать на дельтаплане. А кто-то твёрдо стоит на земле. Каждому своя стихия.

2 Первое сентября

Первого сентября мы с моим другом Михайло Иванычем, стояли на линейке за табличкой "1 класс". Миха тихо сказал:

– - Приколись, Василь: мы опят собирали, у озерца вышли, а там на чёрном скрюченный лежит: лицо синее, руки синие. Мы с батей - драпанули.

– - Я тоже видел, но с другого берега.

– - Что видел?

– - Ну, что скрюченный.

Михайло Иваныч любил приврать. Может, они и вышли из леса, и я их не заметил - бывает. Может, батя, его побил, вот Михайло Иванычу и пришлось по грибы идти... Но ни до ни после я не слышал от Михи, чтоб он когда за опятами ходил.

В нашем классе несколько человек ездили в городской бассейн. Об этом я узнал в первый свой учебный день. Учительница устроила час знакомства, и каждый рассказывал о себе: что любит, в каких кружках занимается, есть ли домашние животные. У всех были собаки и кошки, у некоторых куры, кролики и козы. В поселковом садике все лепили из пластилина, в школе (некоторые до школы посещали там кружки) - из теста. Но были и те, кого возили в город: в музыкалку, во Дворец спорта и в бассейн. Город Мирошев от нас в двух километрах. Сейчас и наш посёлок стал микрорайоном и включен в городское поселение, а тогда всё было по-старому - просто посёлок. Те, кто ездил в бассейн, стали рассказывать, как там страшно и глубоко, но они не испугались.

Я сказал Михайло Иванычу:

– - Давай тоже пойдём в бассейн.

Михайло Иваныч ответил:

– - Давай.

Я подумал: это неспроста. Сегодня -- бассейн, этим летом -- бассейн.

...Тем летом ноль второго года произошёл такой случай. Я скучал. Машаня и наши заречные катались на тарзанке. И я там был, но ушёл. Пришли девчонки, лет по шесть не больше. И пацанов как подменили, они стали выкабениваться, выёживаться как маленькие или городские, а некоторым уже и по девять лет было. Кто-то стал мне кричать напоказ, чтобы я очередь соблюдал. А я никогда вперёд не лез. И тот, кто кричал, это знал. Я тут же ушёл. Я уже наплавался утром, меня разморило на солнце на пляже, и я полез в воду. Стоял и думал: с кем бы побрызгаться. У берега плескалось много детей. Но всё дети в нарукавниках и кругах. От тоски я стал плавать туда-сюда. Периодически вставал на дно, смотрел: не готов ли кто со мной побрызгаться. Я и сам пробовал брызгаться, но дети только шарахались и продолжали неуклюже барахтаться на своих дутых игрушках.

Наконец у берега появился парень. Большой, лет одиннадцати. Он стал плавать вдоль берега. А я стал его догонять. Мы вставали на дно, переглядывались и... Он опять плыл, а я опять догонял. Он всё никак не мог понять, что слабее. Всё пытался оторваться. Так мы и плавали туда-сюда отрезки метров по пятнадцать. Наконец он подплыл ближе к берегу, встал, тяжело дыша, присел, опустил руку вводу и быстро, очень быстро, метнул в меня камешек. Не попал. Он всё кидался камнями, поднимая их со дна. А я, видя что он опустил руку, подныривал и пересиживал вводе камешковую атаку... Он злился и решил забить меня камнями. И всё это происходило молча. Потом я стал брызгаться в него, а он - в меня. Но и тут он быстро сдох. Я всех забрызгивал из наших поселковых, а он был не наш, мирошевский скорее всего. Когда он перестал брызгаться и стал опять кидаться камнями, уже не по одному, а горстями, вместе с песком, я разозлился и, поднырнув, поплыл не от него, а на него.. Он был не готов и очень испугался, когда я вынырнул прямо у его пуза. А я уже опять нырнул и отплыл далеко-далеко под водой. Я опять стал плавать туда-сюда, но он не хотел больше наперегонки. Он крикнул мне:

– -Я в бассейне плаваю, а ты--нет!

Я не ответил. Я и слова-то не запомнил. Я такого слова и не слышал никогда. А уж первого сентября разобрался.

Мы поплелись домой уговаривать родню. Плелись, потому что выдали учебники, пухлые старые книжки. Михайло Иваныч жаловался:

– - Плечи тянет.

Он был тщедушный в детстве, и бил морду тем, кто называл его не по имени-отчеству. Батя Мишани крепко поддавал. Дядя Ваня работал с моим отцом - они вместе росли, вместе в нашу школу ходили, но в разные классы, тогда в посёлке случалось и по два класса в параллели. Моя мама вела хозяйство, отец же работал по строительству, плотником и бригадиром, днём его не было, возвращался поздно вечером и ел плотно. Если папа набирал бригаду, мама готовила ужин на бригаду. Если не набирал, тогда с отцом ужинал только дядя Ваня. Мать Мишани, жена дяди Вани, моталась во Владимир на работу. Растила моего друга сестрица. Я был уверен, что Михайло Иваныч такой мелкий из-за того, что родители не особо ему внимания уделяют. В детстве мне казалось, что все поселковые хулиганы с наших двух Заречных улиц - мелкие и злые из-за заброшенности: ведь дикая малина мельче садовой, о землянике уж не говорю. В общем, разные у меня теории возникали в мелком возрасте, и приходили всегда в голову около Тужилова озера. Сидишь, смотришь на воду, или плывёшь на спине, руками-ногами воду прорезаешь: облака впереди убегают. А ты думаешь: почему так, а не вот так или почему этак, а не разэтак.

3 Бассейн!

Разбежались мы по своим домам: я к маме, Михайло Иваныч - к сестрице. Сестра Михайло Иваныча не знаю чего сказала, наверное, что "как Василь, так и ты", а моя мама сняла с рук перчатки, она как раз шиповник вдоль ограды обирала, и сказала:

– - Надо съездить, узнать.

И мы поехали. И оказалось, что первого сентября в бассейне как раз - набор в спортивное плавание. И людей много. Мама не знала, где припарковаться. А машины всё приезжали и приезжали, кто-то стал нам бибикать, кто-то матюгнулся - Михайло Иванович тут же отозвался; он жуткий матершинник в детстве был и так крыл матом, что взрослые завидовали. Кто-то уже шёл к нашей машине. Мама испугалась, что нас побьют из-за Михайло Иваныча, сказала своё дежурное "нормально", поскорее вырулила, и поехала обратно. Мама припарковала машину далеко: там, где стопроцентно в машину не залезли бы: при въёзде в Военный городок, около шлагбаума, точнее того, что от него осталось. Там была площадка для вождения, а напротив - остановка, и люди, ждущие автобус, всё время смотрели - вроде как постоянное наблюдение. Шлагбаум был спилен, торчал полосатый облупленный обрубок. Бассейн-то и Дворец спорта были в Военном городке. Но городок давно уже не военный, расформирован был, а название осталось. Военный городок стоял сразу за Мирошевым, вот поэтому и шлагбаум, и будка КПП, в которой теперь автошкола. Дворец спорта и бассейн были ухоженные, а на стадион неподалёку невозможно было смотреть. Он оказался никому не нужен, вот и загнулся без военных: дорожки потрескались и поросли зеленью, поле даже не косили, оно заросло тимофеевкой, трибуны обваливались, напоминая раскопки археологов - у нас копают в мирошевских лесах, культурные пласты, как говорится.

Мы пересели на автобус и поехали в бассейн. В автобусе Михайло Иваныч стал каким-то пришибленным, не похожим на себя. Он дико испугался, увидев столько машин и людей.

Людей в здании бассейна по-прежнему было пропасть. Мама пошла узнавать, а меня оставила у гардеробщика. Гардеробщиком дядя Костя оказался, наш поселковый, местный. Возвращается мама расстроенная и говорит:

– - Там оказывается проплыть нужно.

– - Я не пойду, -- вдруг сказал Михайло Иваныч, он ещё больше перепугался, больше даже, чем в автобусе.