Больше мы того нахала в бассейне не видели. Мама сказала:

– - Абонементники постоянно меняются. Могут месяц походить, потом не ходить. Может, его Белла не пропустила: грибок, лишай, может он с Иголки, этот парень, из неблагополучной семьи.

Мы с Михайло его прозвали Перелом-Копчика и иногда вспоминали, но думали, что не встретим его больше.

Мы нормально тренировались с Михайло Иванычем, ругались с пацанами из группы, не без этого. Ростик Дубинский на дорожке хватал нас за ноги и обвинял, что мы не доплываем задание. Михайло Иваныч всегда начинал спорить. А я просто плыл ещё два бассейна. Пока Мих ругался, пока Максим Владимирович приводил спорщиков в чувство и объяснял ошибки, я как раз успевал проплыть ещё сто метров. " Ну вот, -- думал.
– Теперь девятьсот. Нормально". Я обожал считать бассейны, я и в жизни любил считать. Я считал строчки в букваре и буквы в слове. Я считал гласные и согласные. Мягкий и твёрдый знаки я выделил в особую категорию "несогласных" -- твёрдых и знаковых как мы с Мишаней.

5 В лагере

Новогодние соревнования я выиграл, а на весенних занял два первых и одно второе место. Я никак не мог научиться делать сальто на триста шестьдесят у бортика. Максим Владимирович ругался и обзывал "всадником без головы". Я и сам понимал, что сплоховал. Вот Михайло Иваныч быстро научился поворот делать. Но у Михайло Иваныча не заладилось с техникой. Особенно с батом. Максим Владимирович сказал, что Мих - прирожденный брассист. А брассисты - они только по брассу хорошо, им больше ничего не даётся. И как назло именно в брассе никакие сальто у бортика не нужны. Максим Владимирович после соревнований ругался на меня и из-за сотки на спине. Я вообще поворот не сделал, впечатался башкой со всего маха и обратно поплыл, оттолкнувшись ногами. А все плыли, кувырок рассчитывали, оборачивались: скоро ль поворот, боялись впечататься и тоже теряли секунды...

До сих пор "спина" - мой любимый вид, плывёшь себе по Тужилову озерцу, гребок, гребок, думаешь о своём, о жизни, да много о чём, хоть пять километров можно намотать.

Летом мы поехали в лагерь. Это стоило дорого. Но родители увлеклись моим плаванием, и очень обрадовались. Проникся плаванием и дядя Ваня. Мама рассказывает: он так болел за всех поцаков на соревнованиях, так свистел, что все, кто сидел рядом, разошлись. Так и сидели наши родители гордой одинокой тройкой: мама, папа и дядя Ваня.

Дядя Ваня денег для Михи тоже не пожалел, и мы покатили в лагерь к морю. Наш тренер почему-то не поехал. В лагере заправляла Анна Владимировна. Она превратилась в фурию, будила нас в шесть утра. И мы бегали вдоль моря по песку. А по песку бегать очень тяжело, доложу я вам. Потом у нас была первая тренировка. В семь утра. Вода в бассейне ледяная - он же под открытым небом. Дальше после завтрака, когда припекало, шли на море. Некоторые ребята тихонечко сбегали с пляжа и шли в магазин. Анна Владимировна почти никогда не замечала этого. На пляже она занималась своей грудной дочкой, а за нами следил её муж - Никник. Он был странный, этот Никник, всё говорил, что мы избалованные, и нас надо бить розгами как раньше испокон веку было. Никник иногда рассказывал нам о подводном плавании, о клубе "Динамо", где он занимался и даже был призёром в юниорах. А вообще Никник был военным на пенсии, отслужил где-то далеко, рядом с Монголией, а во Дворце спорта заведовал тиром.

Ребята, старшие, сбегали в магазин из-за дикого голода. Кормили нас не очень хорошо, но мы с Михой были довольны, нам хватало, мы ж были мелкие. Комнаты были на четверых. Иногда случались тёрки и драки. Мы жили с братьями Демьяном и Ростиславом Дубинскими. Ростик был наш ровесник. Демьян был старше тремя годами, но роста они были одного и вообще очень похожи - как близнецы. Демьян бесился, когда спрашивали про близнецов. Братья ненавидели друг друга. Демьян был странный. На тренировках всё время жаловался, что болит голова (и она у него действительно болела!), а на пляже Дёма лепил из песка потрясающие скульптуры: волшебных рыб и драконов. Вечером он не бежал на дискотеку, а ходил по аллее и бормотал. Я спрашивал: чего это он? (Я тоже не ходил на дискотеку.) А Дёма отвечал:

– - Не мешай. Я думаю, что завтра слепить.

Ростик, полная противоположность Дёмы, вообще никогда не думал, он был компанейский и общительный. Он был помешан на всём американском: на звёздных войнах, боевиках, мультиках. Ещё Ростик был попрошайкой и ненавидел Стёпу, сына тренера. Стёпу в лагере все возненавидели: он дразнился едой - конфетами, которые ему давала мама. А мы с Михой наоборот сдружились в лагере со Стёпой, не без драк конечно, но общались. Ни я, ни Мишаня не любили обычный шоколад. Мы любили мороженое и белый шоколад. Мороженое Анна Владимировна запрещала всем, включая Никника. А конфеты, которые Стёпа развёртывал напоказ, были из обычного шоколада и с тёмной начинкой.

Стёпа иногда приходил к нам в комнату, он во все комнаты заходил и потом докладывал маме. Как-то Стёпа увидел, что Ростик собирает конструктор. (На территории лагеря можно было купить игрушки.) Это был какой-то американский самолёт. Я лежал уставший после второй воды, отключился и не сразу разобрал, что идёт спор.

Ростик кричал:

– - Американцы самые сильные.

А Стёпа орал:

– - Русские самые сильные.

Дёма умолял замолкнуть - у него болела голова.

Тогда Ростик стал шептать:

– - Почему это русские самые сильные?

– - Они войну выиграли, -- стал шептать и Стёпа.
– Гитлера победили.

– - Это когда было, -- сказал Ростик.
– Сейчас всё равно американцы сильнее.

– - Русские сильнее, -- шептал Стёпа и вдруг обратился к нам с Михой: -- Скажите, пацаны.

Мы с Михой тоже были за русских.

Тогда Ростик вдруг взбесился, как заорёт:

– - Я с вами, дятлами, жить не буду, поняли?! Я от вас дебилов ухожу.

И побежал к Анне Владимировне. И тогда Анна Владимировна перевела Стёпу к нам в комнату, а Ростика - на Стёпино место, с другими пацанами.