Я моргнул один раз. И продолжил думать о своем. Моргнул еще раз спустя минуту. Но телефон никак не переставал звонить. Я никогда раньше не чувствовал такой отрешенности от мира и такого нежелания делать что-либо. Кто-то поставил на зарядку мой смартфон. Мне звонила мама, и я заставил себя поднять трубку.

— Гарри, солнышко, — ее голос был беспокойный.

Я не собирался отвечать ей. Мне нужно было подождать, пока она скажет то, что хотела сказать, и положить трубку.

— Дорогой, я знаю, тебе тяжело сейчас. Но мы… — она ужасно нервничала, интонация в голосе скакала.

Ей было холодно?

— Мы попали в аварию, пока ех…

Это ужасное слово врезалось в мой разум. В груди что-то защемило, и я стал отвечать ей.

— Мама, все живы?!

— Милый, Джемма… — мама сорвалась на плач.

У меня заболело сердце. Но она слегка успокоила меня словами:

— Она жива, но…

— У Джем что-то с позвоночником, — Робин вырвал у мамы телефон.

Твист убрал его куда-то далеко, и я слышал, что он прошептал моей маме, чтобы она помогла Джемме.

— Ты можешь хоть сейчас не быть таким эгоистом и приехать, чтоб поддержать свою сестру?

— Я…

Мне пришлось оборвать речь, потому что я услышал суматоху на том конце линии. Посмотрев на экран телефона, я убедился, что еще вешу на связи.

— Робин?

Никто не отвечал. Слышались отдаленные голоса.

— Приехала скорая.

— Где вы?

Мир казался мне несуществующим и каким-то плывущим, черно-белым. Будто всё это был сон.

— Едем в центральный Глостерский госпиталь. Ты нужен нам, Гарри.

После этого связь оборвалась. Робин бросил трубку. Я с минуту просидел, не шевелясь, а затем отложил телефон. Сердце покалывало. Я закрыл лицо ладонями, и в голове всплыли все моменты с Джеммой, когда мы смеялись и ругались. Мне хотелось кричать, но за пару месяцев силы окончательно иссякли. Посидев пару минут, я встал с кровати. На мне были трикотажные штаны, в которых я ходил уже несколько недель, и свитер. Я не стал их менять на какую-то другую одежду и просто направился в гараж. У меня не было совершенно никакого представления, как я поеду и где находится Глостер. Дверь автомобиля захлопнулась, как только я сел.

Я давно не сидел в этой машине.

Мне казалось, что я схожу с ума, потому что я почувствовал легкий запах ванили в салоне. Спазм в грудной клетке никак не проходил. Мне было трудно пить и есть с ним. У меня просто не получалось сглотнуть. Он появился на следующее утро после ее «отлета». И в тот момент он не давал мне глубоко вздохнуть. Я повернул ключ зажигания и опустил окно, выезжая из гаража. Я вбил центральный госпиталь Глостера в навигаторе, и тот подсчитал, что ехать мне четыре часа на средней скорости. Наверное, это хорошо, потому что когда ты в депрессии, езда на машине лучше всего успокаивает нервы. По-моему было утро, потому что машин на дороге было не очень много. Пасмурная погода давила на меня. Девочки-подростки озирались на мой автомобиль. Всё это раздражало и заставляло хотеть убиться одновременно. Я просто потерял рассудок и не знал, что мне делать в какой ситуации. Я не знал, как нужно себя вести и что говорить, когда меня спрашивают о чем-то. Я не помнил, что можно делать по договору, а что нет. Я не находил слов, чтобы ответить на звонок или сообщение от кого-либо. Я просто не знал, что делать. Я потерял себя. И дело было не в Джемме, не в погоде. Дело в том, что я потерял то, о чем всегда мечтал. Я потерял ту, с кем я — это я. И без нее стало еще хуже, чем было до нее. Но теперь это навсегда. Дорога и сумбурный город сменились шоссе и лесами. Воздух стал холодней, и я закрыл окно. Наверное, в тот момент мой салон был весь в снегу. Я ехал, слушая, куда указывает навигатор и не сводил взгляда с лобового стекла. Картинки менялись перед глазами. Именно картинки. Это была не дорога, не шоссе, не путь, не трасса. Это были картинки, которые не имели особого значения. Разбился бы я, съехал с обрыва, врезался в дерево — ничего из этого уже не беспокоило меня. Но я держался своей линии инстинктивно и невозмутимо. В тот момент езда была больше похожа на игру онлайн для детей от семи до девяти, смысл которой просто ехать. И я делал это, но если бы меня занесло, я бы не стал сопротивляться. Какой-то частью души мне хотелось быть занесенным в обрыв. Телефон иногда вибрировал в кармане, и я бы взял трубку, если бы это была моя семья, но звонили не они. Из всех, кого Мэри знала в этом чертовом городе, действительно волновались только Элеанор и Луи. По крайней мере из тех, кого я тоже хорошо знал. Мысль об этом рождала у меня ненависть ко всем остальным. Я смотрел на эти заснеженные дороги и тропинки, но почему-то всё напоминало мне о ней. Эта машина. Казалось, еще вчера она сидела слева от меня и громко смеялась над ерундой, которую я говорил. Мне казалось, что сейчас ее рука дотронется до моей или она что-то шепнет мне. Глаза Мэри появлялись перед моими, а ее голос что-то невнятно бормотал в моей голове. Я скучал по ней. И хотя меня окутывала безнадежность, я чувствовал, что она где-то рядом. Я чувствовал её. И мне до сих пор не верилось до конца, что она умерла.

Меня передернуло от этого слова, и я тяжело сглотнул. Нужно было перевести мысли в другое русло, но у меня не получалось.

Я надавил сильней на педаль, увеличивая скорость до двухсот. На трассе не было никого. Потеряв счет времени, я просто думал о своем. Мне впервые за все те дни показалось, что я действительно там, где должен быть. Я должен был быть на той дороге в ту минуту того часа. И я получал удовольствие, хоть и не такое большое, но мне определенно было легче, чем раньше. На моей шее помимо креста висела теперь и подвеска, которую я дарил ей. Я сказал Мэри представить, что эта вещь — мое сердце. Но она оставила ее, забирая с собой мою настоящую душу, забирая меня без остатка. И я уже не знал, кто этот человек, едущий в Глостер. Я просто ехал на скорости, на которой мог забыть обо всем, кроме гонки с невидимым соперником. Мне казалось, что мой телефон коротко вибрировал пару раз, но не обратил внимания. Мир пролетал мимо так быстро, что я не успевал запомнить пейзаж. Но он меня и не интересовал. А должен был? Изредка попадались небольшие дачи, озера, покрытые льдом и очень высокие сосны. В основном природа вокруг была в елях, низких, но снежных. Мне нравилось ехать. Просто ехать вперед. Мэри бы предложила мне работать водителем, если бы слышала мои мысли. Это заставило меня слегка улыбнуться. Я очень скучал по ней.

— Ты эгоистка, слышишь? — невольно мои губы прошептали это в пустом салоне автомобиля, и я заставил себя глубоко вздохнуть.

Улыбка не сходила с моего лица, потому что я стал вести диалог с ней. Я сопоставлял всевозможные варианты, которые она могла бы сказать мне. Иногда Мэри была такой непредсказуемой, что я совершенно не знал, что бы она по правде могла бы сказать, если бы сидела со мной рядом. Наверное, она бы хмуро смотрела в окно и думала о моей сестре. Она всегда беспокоилась о себе в последнюю очередь.

Уже начало темнеть, когда я разглядел въезд в город. Меня сразу пропустили, потому что у меня был лондонский номер машины. Я уже оказался в Глостере, когда навигатор сказал, что до госпиталя еще пара километров. Город был маленьким и ничем не примечательным. Я ехал по охабистым и неровным дорогам, разглядывая учреждения первой помощи. Моя голова была чиста, когда я врезался взглядом в больницу. Мне пришлось оставить автомобиль как попало, потому что я спешил к Джемме. Выйдя из машины, я не глядя ввел пароль на смартфоне и набрал Робина. Запищали надоедливые гудки.