Шрифт:
[112].
того, что человек хочет также и сохранить, удержать в мире некоторые преходящие вещи, уносимые потоком времени, и что деятельность, таким образом, нацелена не только на изменение действительности, но и на защиту ее от изменчивости.
Всякому действию, магическому, техническому, стратегическому, этическому или коммуникативному, ориентированному на некоторое изменение действительности, предшествует стремление к аффектации, эмоциональности, эстетическому вообще. Это стремление к движению и деятельности, которое создает психическую аффектацию, а затем влияет на вещи в мире, есть не что иное, как стремление к экстазу, к трансценденции Я, основанное на мета-физической потребности, т. е. ennui,скуке. Тому, кто ни к чему не имеет отношения, приходится творить из ничто (Ницше). Вот и приходится человеку как существу, способному скучать, не просто удовлетворять свои физические потребности, но делать нечто большее и чего-то хотеть, чтобы избавиться от ничто.
На протяжении истории возникает один и тот же вопрос: совершает ли человек своей прибавочной деятельностью нечто полезное или только бесполезное, излишнее, чтобы не чувствовать себя бесполезным и лишним. Эстетическое как эмоциональность, как аффектация предшествует этическому, его априорный статус для всякого определенного, ориентированного на результат действия (а как иначе можно обосновать прибавочную деятельность, если не предположить у человека нуждаемость, побудительное основание к действиям вообще, а именно скуку?), свидетельствует еще об одном основании, относящемся уже не к эмоциональной, а когнитивно-эвалюативной сфере. Прежде чем эстетическое действие может стать этическим, человеку нужно соотнести свой образ действия с миром (к этому я еще вернусь), и это
[113]
характерно для человеческой деятельности вообще как для стратегической, целеориентированной, так и для коммуникативной. Это значит, что человек должен предугадывать или узнавать мир как событие в его каузальных связях. Аффицированный. вовлеченный вещами и их возможностями в мир, он должен хотеть, чтобы вещи определенного рода существовали или не существовали. Он должен хотеть, чтобы определенные события происходили или не происходили, и он пытается влиять на мир в соответствии со своими познаниями и конкретными намерениями, обусловленными ситуацией. Когда то, к чему человеческая деятельность относится в мире и что конституирует в мире Другое для Я, становится ДРУГИМ, оно соответствует не только определенному познавательному интересу, определенной воле, но, прежде всего, метафизической, эк-зистенциальной потребности Я существовать ради ДРУГОГО. Даже если божества (или прочие имена, символы), бывшие некогда полезными для людей в их борьбе с природой, уже не имеют ныне житейской пользы для человека, для многих они все же исполняют функцию метафизическо-психического СМЫСЛА и трансценденции, пусть весьма абстрактную. И даже сегодня божества в этой функции могут придавать человеческой жизни и человеческому страданию интеллигибельный СМЫСЛ, который наполняет Я эк-стазом, возвышает над сиюминутностью.
Скука — мета-физическая побудительная основа прибавочной деятельности ради эстетико-эмоционального. Скука — a priori всякой деятельности, выходящей за пределы удовлетворения физических потребностей. Лишь поскольку человек впадает в состояние замедленного течения времени (скуку), т. е. время для него может слишком затягиваться (а скука предполагает наличие сознания, осознания мира как события), человек
114
имеет потребность в прибавочной деятельности, чтобы прогнать скуку, а это означает потребность преодолеть противостояние субъекта и объекта, зияющую пустоту между Я и миром, которая переживается как психическая пустота. Вез мета-физической потребности в прибавочной деятельности невозможно объяснить, почему примитивный человек изначально играл и лишь по мере познания мира смог и захотел влиять на что-нибудь в мире, а это, в свою очередь, лишь позже пошло на пользу другим людям или существам. Мета-физическая потребность в прибавочной деятельности ради исхода, бегства из Я, психического возбуждения — вот объяснение того, почему человек может действовать этично, альтруистично. Только благодаря такой идентификации Я с Другими, когда Я ради себя самого существует как ради-ДРУГОГО, возможен альтруизм. «Ради самого себя» значит: имея мета-физическую потребность, трансцендировать свое Я к Другому, вырываться из тавтологии Я=Я, быть-больше, становиться, чтобы не стать лишним. В Де-проецированном человеке я исследовал скуку как специфически антропологическую разницу [Differenz] и даже как двигатель человечества наряду с такими движущими силами, как голод или экономические условия (Маркс), власть (Ницше, Адлер), либидо (Фрейд), которые в какой-то мере свойственны и животным. Представленная там последовательность видов деятельности (от игры, магического и религиозного к рациональному, целенаправленному и технологическому действию) сводится к тому антропологическому факту, что человеку свойственно скучать, вследствие чего он может и вынужден действовать мета-физически, сверх сиюминутности и физической нужды; и пока развитая в Де-проецированном человеке теория скуки не опровергнута, при всех самокритических соображениях я не вижу оснований считать иначе. В историческом плане можно кон-
[115]
статировать, что человек появился как существо, выделяющееся среди прочих живых существ, подчиненных каузальному детерминизму, и способное детерминировать себя телеологически4, способное действовать в мире сверх удовлетворения непосредственных физических потребностей и репродукции, способное изменять мир, созидать культуру. Скука означает отчуждение Я от мира, психическую пустоту, слишком долго затянувшееся «некоторое время», и в качестве непосредственного ответа она может потребовать игру, чтобы создать состояние психической аффектации и преодолеть бездну между Я и миром. Скуку можно понимать и как дисанцирование от мира, как свободное пространство, пространство игры, как мгновенное состояние, когда Я, с одной стороны, освобождено от каузально-детерминистской мирской зависимости, а, с другой стороны, еще не опосредовано телеологической связью с миром. Таким образом, скука способна вызвать те процессы восприятия и сознания, благодаря которым Я принимает мир в качестве событий в их временном измерении и способно быть аффицированным, вовлеченным в эти события. Позитивная или негативная вовлеченность [Betroffenheit*] является однако предпосылкой того, что Я с его способностью антиципировать события мира стремится влиять своей деятельностью на мир таким образом, чтобы вызывать позитивное и предотвращать негативное.
Если скука как мета-физическая нуждаемость человека является a priori человеческой прибавочной деятельности вообще, то вовлеченность в мир, в события мира является предпосылкой того, чтобы деятельность осуществлялась уже не только эстетически, лишь ради
*Это слово и зависимости от контекста переводится здесь как «вовлеченность», или «озадаченность», или «причастность».
[116]
психического возбуждения, как игра, но чтобы посредством деятельности в мире что-то приводилось в движение. Деятельность вследствие вовлеченности согласуется с миром, конкретизируется и основывается на нем, a telos,цель деятельности, состоит в том, чтобы вызывать те изменения в мире, которые превращают негативную увлеченность миром в позитивную, или чтобы обеспечивать и упрочивать те состояния мира, которые вызывают позитивную вовлеченность5. Это значит, что изменение мира осуществляется ради определенного психического изменения так же, как и сохранение мира осуществляется ради сохранения психического состояния. Чтобы вовлеченность происходила так, что человек мог бы деятельно реагировать на нее, не бросался, например, в безрассудное бегство от демонов, но влиял на нее, пытался овладеть ею, нужно чтобы он мог опережать события в мире, чтобы он обладал способностью предугадывания каузальных, развертывающихся во времени отношений между вещами. Короче говоря, он должен обладать способностью вовлекаться в мир не только актуальными чувственными восприятиями, но и представлениями, идеями о том, как мир может быть иным, лучшим, более приятным, дружественным, красивым, теплым, невраждебным, справедливым, нетягостным. И при всей своей слабости по отношению к миру в широком смысле слова, который воспринимается первоначально как могущественный и враждебный, человек должен уже полагаться также на осознание и ощущение своей собственной силы, своих собственных возможностей, даже если они в анимистические и магические времена были еще ограничены «всесилием мыслей» (Фрейд)6 и по существу на самом деле еще ничего не могли противопоставить им.
Лишь на основании совместной игры чувственного восприятия и идеального представления, а также выз-
[117]
ванного ими аффицирования деятельность возможна и в смысле определения цели, telos'a,и в смысле мотивации (увлеченность восприятием и представлением). Если учесть, как утверждал Хейзинга, и в чем я с ним согласен, что игровая деятельность предшествовала деятельности полезной (магической и технической), что в примитивных культурах наряду с производством орудий труда существовала художественная деятельность в виде раскрашивания лиц и тел, пещерной живописи, орнаментального украшения домашней утвари и т. п., то можно констатировать, что аффицирования, исходящие от чувственных восприятий и идеальных представлений о мире (природе и людях), инициируют не только полезные или видимо полезные действия, но и бесполезные, эстетические, по видимости излишние, действия, происходящие по ту сторону борьбы за существование. Аффицирования, вызванные восприятиями и представлениями (страх, радость, ужас, удовольствие и т. п.), и инициируемые ими действия относятся к широкому спектру всего того, чем человек может быть затронут и от чего он, в случае негативной вовлеченности, хотел бы освободиться, пытаясь так изменить положение дел, чтобы оно соответствовало его лучшим и наиболее приятным представлениям. Впрочем, Умберто Матурана говорит об эстетике в смысле восприятия естественно-прекрасного и способности умиления, которые есть даже у животных, в частности у белок, поведение которых он наблюдал при заходе солнца в Роки-Маунтине. Разве что животные, в данном случае белки, не могут изменять окружающий их мир, придавать ему вид, сообразный лучшему эстетическому чувству.
Так, примитивный человек периода анимизма, пожалуй, наиболее ранней стадии человеческой культуры, познавал мир (природу, животных, деревья, плоды, солнце, луну, небо, людей) не как то, что есть само по
[118]
себе, но как то, что на него действует. Он проецировал психические состояния (испуг, страх, удовольствие) на вещи, т. е. приписывал свои чувства вещам как их свойства или, другими словами, анимировал, одушевлял, оживлял мир своей anima,своей душой. Прежде чем человек, вынужденный практически приноравливаться к миру, мог познавать этот мир как то, что он есть сам по себе, он воспринимал мир сквозь призму его враждебности или дружелюбности. Это приписывание психических аффицирований вещам мира в качестве их свойств и одновременно их психическая интериоризация, закрепление за ними определенного значения имело следствием тот факт, что примитивный анимистический человек, а на более высоких ступенях сознания и познания соответственно человек мифологический, религиозный и идеологический, а также человек современный (вспомним о фундаменталистах, например хасидах) аффективно опосредован миром. Это психическое приписывание качеств вещам мира вело к тому, что поведение и деятельность людей во многих областях имели иррациональный характер, и чем меньше они основывались на фактических когнитивно-каузальных связях вещей мира, тем меньше это оказывало воздействие на действительность, имея лишь психический эффект. Чем более человек был вовлечен в мир аффективно, психически, тем менее эффективна в сегодняшнем сциентистском смысле была его деятельность. Это, в свою очередь, никак не означает того, что человек, обращающийся к магическим практикам, владеющий колдовским искусством и др., чувствовал себя менее защищенным по отношению к природе, чем человек сегодняшний, оснащенный технологической мощью. Напротив, одновременно с демонизацией природы человек в магии, колдовских танцах и других практиках создавал типы действий или техники овладения демонами, спо-