— Прости, — замерев в таком положении, сказал вдруг Фран, стараясь не смотреть на Хроме. — Не думал, что… всё выльется в это.

— Ч-что?.. — Докуро непонимающе подняла глаза на парня, который внезапно повернулся к ней и несильно сжал её предплечья в своих ладонях, глядя в сиреневые глаза.

— Т-ты видишь себя лишь тогда, когда смотришь в зеркало или делаешь фотографии, — уверенно начал Фран, на секунду запнувшись. — Но ты никогда не видела, как твои газа светятся от счастья и никогда не видела ту улыбку, с которой ты говоришь о том, что тебе действительно нравится, не видела свои искренние слёзы и грусть, с которой ты встретила меня в ту ночь в парке. Ты никогда не увидишь себя настоящую, но я всегда хотел быть тем, кто скажет тебе, как ты прекрасна. Ты всегда прекрасна. И… я делаю вид, что мне плевать на всё, что я ничего не хочу, только потому что я никогда не получаю то, что мне нужно. Иногда нужно просто притвориться, будто тебе плевать, даже если ты волнуешься слишком много… Ты особенный человек для меня. Ты единственная, ради кого я могу не спать сутками, единственная, с кем мне не надоест разговаривать, и единственная, кто постоянно у меня на уме в течение всего дня. Ты единственная, кто может заставить меня улыбаться, даже не пытаясь сделать этого. Я не могу объяснить словами, насколько много ты для меня значишь, но ты единственный человек, которого я боюсь потерять и которого я хочу удержать в своей жизни. Я, чёрт возьми, просто люблю тебя.

Хроме округляла глаза всё больше с каждым словом, сказанным юношей. Поезд с шумом остановился на станции, но ни девушка, ни парень, казалось, не замечали его. Фран практически не слушал себя: бесконечный поток искренности наконец вырвался наружу, и теперь Айроне обязан высказать всё, что было у него на сердце столько лет. Всё, до последней капли. Всё, до последнего слова.

— И всё, что происходит сейчас — моя вина, — парень опустил голову, виновато отведя взгляд, но по прежнему удерживая Докуро. — Эта девушка, Рокудо Мукуро, их поцелуй — во всём виноват только я. Мне ужасно стыдно, я не смогу искупить свою вину, и из-за этого мне только хуже, но, я уверен, не так, как было тебе. Вы обязательно помиритесь, всё придёт в норму, но я не смогу простить себя. И тот поцелуй… Ты поцеловала меня в ту ночь, но этот поцелуй был не таким, каким я себе его представлял. Ты была в отчаянии и… Я не хочу. Выбери или потеряй меня, умоляю. Я не хочу быть запасным вариантом или планом, чтобы всегда быть на втором месте и ждать, когда же снова произойдёт чудо. Прошу, Хроме-тян… Я так сильно люблю тебя, что чувствую, как эта любовь начинает разъедать меня изнутри… Я н-не знаю, что мне…

Девушка подалась вперёд в тот самый момент, как электричка, которую старшеклассники ждали, просвистела мимо, беспорядочно и небрежно раскидывая тёмные волосы по плечам сильным порывом ветра. Хроме обняла Франа так сильно, как только могла, и уткнулась в его грудь лицом, не позволяя ему пошевелиться. Айроне растерялся. Его пальцы слегка подрагивали, а на глазах, кажется, выступили едва заметные слёзы, вызванные ни то реакцией девушки, ни то собственными мыслями, которые, наконец-то, приобрели целостный вид. Докуро всё сильнее сжимала маленькими руками ткань чёрного пиджака парня, изо всех сил стараясь не подавать виду того, что она, не сдержавшись, плачет, как маленькая.

Слова Айроне были слишком сильными. Слишком искренними и чувственными. Прежде Хроме не замечала всего того, о чём говорил парень: ни его взглядов, ни его улыбок, ни его отношения к ней. Стало безумно стыдно за те поцелуи, лишённые любых возможных чувств — поцелуи, которые только сильнее втаптывали его любовь в грязь, насмехались над его чувствами, вонзали острые клинки прямо в грудь. От воспоминаний слёзы только усиливались, а плечи подрагивали всё больше — девушка не могла остановиться. Нет сил поднять глаза, нет сил прекратить реветь, нет сил извиниться.

Фран, прерывисто выдохнув, робко обнял девушку в ответ, затем уверенно прижимая к себе. Прикрыв изумрудные глаза, Айроне перевёл взгляд в небо. По бирюзовому небосклону, бесконечно высокому и бледно-голубому, поднимался золотистый шар солнца. День обещал быть ясным и тёплым. Парень закрыл глаза, всеми лёгкими вдыхая воздух, перемешанный с лёгким запахом горелой резины и машинного масла. Впервые в жизни Айроне Фран почувствовал себя свободным. Свободным от бесконечной головной боли, свободным от времени, свободным от мыслей.

***

На улицах цветущего Намимори во всю гуляла весна. Ещё две-три недели, и город расцветёт ещё больше с появлением нежно-розовых цветов умэ* и сакуры. Многие заранее отпрашиваются на работе, чтобы провести ханами* вместе со своей семьёй, любуясь прекрасным видом деревьев в парках на пикнике. Одним из самых популярных парков, в которых и происходит весеннее цветение, является парк Уэно, где и остановились две миловидные девушки.

Киоко весело вышагивала рядом с Ханой по тропинке, восхищённо озираясь по сторонам и подмечая каждое деревце, попутно прогнозируя сколько оно будет цвести в этом году.

— Прекрасное состояние практически у каждого дерева, — удивлённо протянула Киоко, обернувшись к подруге. — Знаешь, не думала, что им удастся перенести такой холод. Но всё обошлось, так что ханами в этом году будет, надеюсь, вовремя.

Курокава медленно кивнула, не отрываясь от своего телефона, и продолжила что-то ловко набирать на сенсорной клавиатуре. Раздражённая тем, что подруга её не слушает, Киоко немного нахмурилась и отвернулась, обиженно надув губы.

— Оторвись ты от своего телефона, посмотри вокруг, — воскликнула Сасагава, не теряя надежду вытащить брюнетку из виртуального мира хотя бы на минуту. — Ты всё время в интернете. Хана-тян, весна же. Пора любви и юности, чёрт бы её побрал!

Курокава снова заторможено кивнула, продолжая переписываться с кем-то. Киоко громко хмыкнула и, внезапно отобрав телефон у подруги, толкнула ту в снег. От неожиданности Хана вскрикнула, но не удержала равновесие и села в изрядно подтаявший сугроб, удивлённо глядя куда-то вверх. По голубому небу плыли пушистые белоснежные облака, подгоняемые тёплым весенним ветром. Чуть презрительно прикрыв глаза, брюнетка опустила голову и посмотрела на Киоко снизу вверх.

— Пора любви и юности, говоришь? — переспросила Курокава, поднимаясь из снежной кучи. — Тогда что ж ты ещё не с Савадой-то, а?