А еще тут Аманда.

Хьюго еще не вернулся. Не знаю, когда конкретно он возвращается, но сомневаюсь, что его не будет долго. Но пока он все еще дома со своей мамой, а я здесь, среди людей, которые меня ненавидят. И с Амандой. Которая, думаю, ненавидит меня больше всех. Не то чтобы в этом было что-то новое, учитывая, что она ненавидит меня уже несколько лет. Но теперь у нее есть законный повод, не основанный на зависти. И особенно хреново то, что у нее полно причин попытаться залить меня дерьмом. Но она даже не смотрит в мою сторону. Кроме того раза, когда я попыталась с ней поговорить на второй вечер после возвращения.

Я пришла в нашу комнату за учебником по зельям, чтобы попытаться догнать по домашним работам за то время, что упустила, и я не ожидала, что кто-нибудь будет там, учитывая, что было семь вечера и почти вся школа была внизу, в Большом Зале, на ужине. Но Аманда была здесь. Конечно. Ведь судьба меня ненавидит.

Она полностью избегала меня с той же секунды, как я вернулась. Даже когда другие девчонки в нашей комнате говорили мне, какая я сука, и спрашивали, как я вообще могу дальше жить, сделав что-то такое ужасное, она просто шла к своей постели и опускала полог. Думаю, люди ожидали большой ссоры или скандала, но она была явно настроена просто вечно игнорировать мое существование. Так что, когда я нашла ее тем вечером в одиночестве в спальне во время ужина, я решила, что, может, это мой лучший шанс попытаться сделать хоть что-то немножко хорошее.

Она подняла голову, когда я вошла, но ничего не сказала. Она сама что-то там повторяла и выглядела довольно обеспокоенной. Но уже секунду спустя она поджала губы, выпрямилась и принялась со значением меня игнорировать. Я взяла учебник и пошла к выходу, но потом решила, что могу и попробовать.

– Аманда… – я не знала, что сказать, поэтому просто остановилась. И, когда она снова посмотрела на меня, выглядела она вовсе не дружелюбно. – Я просто хотела сказать… – но снова я представления не имею, что.

Но ей было плевать.

– Я ничего не хочу от тебя слышать, – ровно сказала она, и не кажется, что она преувеличивала. – Тебе нечего сказать.

Я не ответила. Это было бессмысленно, учитывая, что мне действительно нечего было сказать. Что вообще тут можно было сказать? У меня не было никаких оправданий, обоснованных ли, фальшивых ли, так что какой смысл что-то говорить? Я неловко постояла там пару минут, а потом повернулась и попыталась уйти. Но она тут же передумала.

– Хотя я удивлена, – тихо сказала она, как раз когда я шла к двери. – Пусть даже это ты. Я не удивлена, что ты сделала это со мной, конечно: я знаю, что ты меня ненавидишь.

– Я не ненавижу тебя, – попыталась протестовать я, но она оборвала меня.

– Не ври. Да, ненавидишь. В любом случае, – она покачала головой, когда я повернулась к ней и посмотрела на нее. – Я просто удивлена, что ты сделала это с Хьюго. Это все.

На случай, если вы никогда на самом деле не чувствовали, как у вас в сердце проворачивается нож, то я абсолютно уверена, что могу вам точно описать. Это именно то, что чувствуется, когда кто-либо это говорит. Я знаю, что причинила боль Хьюго, и я знаю, что не должна была. Хьюго – один из этих невероятных людей, которые совершенно не заслуживают, чтобы их жизни расхреначивали. Другими словами, я сука просто потому, что даже подумала сделать ему что-то плохое. Да, знаю. Ну, распните меня теперь нахер и закончите с этим.

И вот так все время.

Все на свете знают, что я сделала, и они думают, что я холодная, бессердечная сука. Некоторые даже вроде как и не осознают, что я сделала это до того, как это случилось с дядей Роном, так что вовсе не то чтобы я такая встала и решила: «О, твой папа умер, дай-ка я тебе еще больше все подхерачу!». Очевидно, если бы это случилось раньше, я бы ни за что этого не сделала. И мне очень жаль, что я это сделала. Но я не могу это вернуть, и я не знаю, как сделать все лучше.

Со мной теперь разговаривают только парни, и говорят они со мной только потому, что сука я или нет, они все равно хотят меня трахнуть. На самом деле я скорее отгрызу себе собственную ногу, чем хоть на сантиметр приближусь к их микроскопическим членам. Может, я и потеряла временно свое общественное положение, но я вовсе не настолько отчаялась. У меня все еще осталась гордость.

Я нахожусь на нашей еженедельной обязательной подготовке к ТРИТОНам, когда все становится совсем уж хуже некуда. Я сижу одна, конечно же, потому что у меня нет друзей. Аманда сидит с двумя девчонками с Рейвенкло, и они просматривают записи по трансфигурации. Я пытаюсь изучать зелья, но я в этом полнейший профан. Единственная причина, по которой меня вообще допустили на курс ТРИТОНовского уровня в том, что Монтагю нравятся мои сиськи. Все остальные разбились по своим группировкам. Учителей рядом нет, потому что у всех свои уроки. Мы все сидим в Большом Зале по два часа каждую неделю каждый вторник после обеда. Обычно мне нравились эти часы, потому что у нас был перерыв в уроках, над нами не было присмотра, так что было отличное время посплетничать и/или подремать.

Но теперь я неудачница. Поэтому делаю то, что делают неудачники. Учусь.

Зелья – дерьмо. Ну, или это только я так думаю, не знаю. Не имеет значения. Мне вообще просто стоит встать и уйти из школы, учитывая, что у меня нет настоящих планов с карьерой, и я уж точно совсем не собираюсь оказываться в такой ситуации, когда мне придется варить Волчье Зелье. Но я не могу. Я должна по крайней мере хотя бы сдать экзамены (неважно, провалю я их или нет), потому что, если я их пропущу, все скажут, что я подражаю Джеймсу. А я точно не собираюсь подражать этому ублюдку.