– Откуда ты узнал, что я здесь? – пробормотала она сквозь слезы.

Он ответил просто:

– Где еще тебе быть?

Это было верное предположение, подумала она, потому что она ждала и боялась этого дня с тех пор, как они его похоронили. Она ничего не сказала, лишь продолжила плакать, пока он обнимал ее за талию. Казалось, что прошли часы, пока они молча здесь сидели. Наконец Гарри показалось, что нужно прервать тишину.

– Это мило.

Это было простое замечание, но она почувствовала, как все внутри нее заболело от этих слов. Ей было тяжело дышать, и казалось, что она просто потеряет сознание здесь и сейчас.

– Гарри, – сказала она, и это было больше шепотом, чем чем-то иным. – Помнишь, как мы впервые ходили в Годрикову Лощину? И увидели могилу твоих родителей.

Она увидела, как он легонько кивнул, но ничего не сказал.

– Что ты чувствовал?

Она немного повернулась, чтобы взглянуть на него. Его глаза были влажны, и он решительно смотрел перед собой и избегал ее взгляда. Она почувствовала, как ее слезы полились быстрее, хотя она немного обращала на это внимания.

И после того, как он обдумывал этот вопрос почти минуту, Гарри наконец ответил:

– Словно хотел быть там с ними…

Она один раз кивнула и снова повернулась вперед.

– Хорошо, – просто сказала она.

Она почувствовала, что Гарри смотрит на нее, и поняла, почему раньше он избегал ее взгляда.

– Что тут хорошего?

– Потому что это значит, что я не схожу с ума, – пробормотала она. – Просто проверяла.

Правда была в том, что она была в отчаянии. Она не могла не думать о том, как мирно должно быть лежать под землей без боли, без сожалений, без забот. И это, поняла она, приведет ее к нему. И этого она хотела больше всего. Она чувствовала себя эгоисткой, что только и думала об этом, зная, как сильно она нужна своим детям, и зная, что она ни за что не покинет их по своей воле. Но можно было представлять, решила она, особенно если это не значит, что она спятила.

– Ты не сумасшедшая, – сказал он, немного сжимая ее талию. – Я знаю, каково это.

Он знал, полагала она, каково это – хотеть присоединиться к мертвым. Когда они были моложе, вся его семья была похоронена, и она в первый раз по-настоящему поняла, как больно должно быть смотреть на их надгробья, видеть их имена и знать, что их кости лежат здесь под землей. Она спрашивала себя, кому было легче или тяжелее: ребенку без родителей или вдове среднего возраста. Не имело значения.

– Я скучаю по нему, – призналась она, впервые с его смерти заговаривая о Роне напрямую. Обычно она избегала этой темы и меняла ее, когда люди задавали вопросы. Но на кладбище, рядом с Гарри, она не чувствовала нужды это скрывать.

– Я знаю, – пробормотал, и она слышала его тоску в голосе, пусть они и избегали взглядов друг друга.

– Я так скучаю по нему, что это больно, – прошептала она и услышала, как сломался ее голос. – Мне нужно, чтобы он сказал мне, что делать. Я не знаю, что делать…

– Я иногда забываю, – тихо сказал Гарри. – Что он не здесь, я имею в виду… А потом вспоминаю…

Его голос утих, но ей не надо было просить пояснения. Она прекрасно понимала. Иногда она тоже забывала. Иногда она просыпалась среди ночи и поворачивалась, чтобы уткнуться лицом в его спину, но встречала только пустоту. Иногда на работе она слышала особо интересную сплетню и думала, что не дождется ему рассказать. А потом она вспоминала. И боль начиналась снова.

Они еще долго сидели в тишине, и ее это не слишком беспокоило. Почему-то это было комфортно – быть тут с Гарри. Он был единственным, кто был ей сейчас нужен. Наконец она подняла голову и положила ее ему на плечо. Она почувствовала, будто время остановилось и она стала старше и в то же время младше, чем была на самом деле. Она не могла этого объяснить.

– Мы с Джинни разводимся.

Это заявление прозвучало ни с того ни с сего, словно взрыв, разрушая комфортную тишину. Гермиона немедленно подняла голову и посмотрела на него. Они в первый раз с его появления посмотрели друг другу в глаза, и они смотрели несколько секунд.

– Когда вы это решили? – наконец спросила она, не зная, как реагировать на это.

– Два дня назад, – сказал он, и его голос звучал тяжело и устало. – Мы начнем процесс на следующей неделе.

– Мне… жаль, – сказала она, спрашивая себя, верный ли это ответ. Она не знала, что еще сказать. Она знала, конечно, что они не очень ладили, но она не знала, дошло ли до этой точки. Она почувствовала себя виноватой в том, что порвала с Джинни, но она так и не простила ее до конца за то, что та сказала, и те обвинения, что она высказала. Но она поняла, что никогда не интересовалась чувствами Джинни о ее браке, и теперь сожалела об этом.

Но Гарри же просто пожал одним плечом и опустил взгляд на траву перед ним.

– Другого выхода нет, если честно, – вяло сказал он. – Мы многие годы пытались это поправить, но все только продолжало ломаться… – она видела, как по его лицу пробегает печаль, отличная от скорби, что была раньше. – Мы даже не можем больше пытаться ради детей теперь, когда они выросли…

– Ты уверен, что этого хочешь?

Он кивнул и снова посмотрел на нее.

– Да. Так правильно.

Она тоже кивнула, неуверенная, что сказать. Она испытала внезапную потребность утешить Джинни, но в ней было еще так много гнева, что она не была уверена, будет ли это легко.