И я начинаю видеть и другие положительные стороны.

Когда мы наконец садимся за стол, я даю ему возможность на самом деле что-нибудь сделать, и он начинает раскладывать порции по тарелкам. И это хорошо у него получается, потому что он не кладет мне серый орех (гадость), а понимает, что я приготовила его специально для него (мерзость еще та).

– Ну, ты наконец скажешь мне, почему так рада? – спрашивает он, наполняя свой бокал, прежде чем налить вина мне.

– Угадай, – говорю я, широко улыбаясь.

Но Джеймс качает головой.

– Когда я в последний раз слушал объявление за ужином, это было сообщение о разводе. Так что, если к этому идет… Я лучше еще выпью и убегу.

Я смеюсь и пинаю его в коленку. Он ловит мою ногу под столом и стаскивает с меня туфлю. Я слышу, как она падает на пол, а потом он начинает водить пальцем по моей ступне.

– Ты собираешься этими руками есть, – напоминаю я ему, хотя я полная дура, что жалуюсь на это. Он проделывает своими пальцами совершенно волшебные вещи, и массаж ступней в том числе.

– Это было бы отвратительно, – соглашается он, – если бы у тебя не были самые чистые ноги, которые я когда-либо видел.

– Это все еще ноги.

– Да, но твои не по-человечески чистые. Я мог бы с них есть, – бесстрастно говорит он, и я просто закатываю глаза и отдергиваю ступню.

– Я собираюсь сохранить свой секрет при себе, – серьезно говорю я. Джеймс делает умоляющую гримасу.

– Нет, расскажи, – он накалывает филе на вилку и протягивает мне. – Я тебя за это накормлю.

Он просто придуривается, но я ловлю наживку и откусываю кусок прежде, чем он успевает заметить.

– Ну, теперь ты обязана мне рассказать, – говорит он, откидываясь на стуле и внимательно глядя на меня.

Я не могу больше сдерживаться, так что ломаюсь:

– Меня повысили!

Джеймс просто с секунду смотрит на меня. Похоже, он не ожидал, что мои «большие новости» будут о работе, но проходит секунда, и он выглядит довольным.

– Это великолепно! – говорит он, и его тон искренен и не фальшив.

Я не могу не отобразить его улыбку, потому что я действительно в восторге. Я едва смогла удержать это в секрете, пока готовила ужин. С той минуты, как я узнала, мне хотелось вернуться домой и прокричать это.

– Я знаю! – радостно говорю я. – Это так здорово!

– В том же отделе или как?

Я прикусываю губу, с трудом держа себя в руках. На самом деле восторженный писк все-таки прорывается, прежде чем я сообщаю следующие новости.

– Я буду учиться на ликвидатора проклятий!

Его глаза заметно округляются, и он выглядит таким же радостным за меня, как я.

– Это замечательно!

Это так. Я всегда хотела быть ликвидатором проклятий, это первая причина, по которой я поступила в Гринготтс. Но каждый на планете хочет быть ликвидатором, так что я начала терять надежду. Но потом…

– Думаю, это твой дядя приложил руку к тому, чтобы меня взяли, – признаюсь я. – Но это ничего, ведь так? Я имею в виду, это же не совсем кумовство, верно? Я миллион раз подавала заявление, и, думаю, я квалифицирована…

Джеймс смотрит на меня одним из этих своих пустых джеймсовских взглядов. Он понятия не имеет, что значит слово «кумовство»… Я смеюсь, когда думаю об этом, и выбрасываю это из головы.

– Но все равно, – серьезно говорю я. – Я очень рада.

Он тоже выглядит восторженным, отчего мне только веселее.

– Когда начинаешь учебу?

– Через три недели, – я колеблюсь, прежде чем сказать следующее. – Я еду в Египет…

– В Египет? – радостное выражение потихоньку исчезает с его лица, и он смотрит на меня, будто я спятила.

– Это только на шесть месяцев, – быстро говорю я. – И ты будешь свободен на межсезонье через месяц, так что сможешь приехать на лето. А спустя эти шесть месяцев я точно смогу вернуться в Лондон, – тут же проясняю все это, ощущая, что Джеймс сочтет некоторые детали не особенно великолепными.

Он все еще выглядит не слишком довольным, но, думаю, он видит, как я счастлива, поэтому держит это при себе. Он выдавливает улыбку и кивает.

– Это действительно здорово, – честно говорит он. – Я так горд за тебя!