И пока мысли вели меня в никуда, мой конь несся вслед за толпой, что кажется уже нагоняла какое-то бедное животное. Увидев, что все далеко заворачивают за собаками налево, я решила поскакать напрямик через опушку – как раз избегу заинтересованных взглядов леди Солсбери и Бенедикта.

Сильно пришпорив коня, я ломанулась прямо через опушку. И это была моя роковая ошибка. На всей скорости гоня скакуна по полю, я наконец-то увидела, почему все поехали в объезд – опушка заканчивалась глубокой ямой с буреломом, где голые ветки со сломанными деревьями торчали острыми кольями вверх. Конь прыгнул через ров, но задними копытами пробуксовал, практически скатившись в яму, а я, не удержавшись в седле, вылетела из него вперед, руками стараясь ухватиться за воздух. Последнее, что я запомнила, как надо мной нависли копыта коня, который практически споткнулся об меня, и услышала наполненный страхом мужской голос: «Шарлотта!»

Первая мысль была: «Я из-за этой подготовки к балу, как всегда ничего не успеваю». Так и не открывая глаза, протянула руку к прикроватной тумбочке в поисках своего мобильника, чтобы узнать, сколько времени и не проспала ли я школу. Но моя рука наткнулась на что-то холодное с острыми гранями, а дальше услышала громкий гремящий звук и льющуюся на пол воду. Испугавшись, я резко открыла глаза и увидела потолок комнаты, в которой я находилась, и на меня обрушился весь 18 век в своей красе с бордовыми балдахинами, резными столбиками, барочными фресками, резными столами, вазами и прочим-прочим-прочим. Боже! Как я могла такое забыть!

Посмотрев сторону прикроватного столика, я таки увидела то, что опрокинула – это был тяжелый большой кувшин с лепниной в виде цветов, вода из него разлилась по столу из красного дерева и перламутра и текла на каменный пол.

В ту же секунду на меня накатило съедающее меня заживо отчаянье. Всего лишь чертову секунду назад я думала, что дома. Я так это реально ощущала. И вот снова, безумный мир, совершенно не мой, абсолютно чужой.

Справа от меня приоткрылась и захлопнулась дверь, и через секунду в комнату вошел мужчина, которого я видела первый раз в жизни: он был одет в черный бархатный камзол с белым воротничком, в пенсе и большущем седом парике.

– Как вы себя чувствуете, госпожа Лойд? – признаюсь, я даже не сразу поняла, кто такая эта «госпожа Лойд». Но в комнате никого кроме меня было и мне пришлось признать, что госпожа – это все же я. Нужно бы поставить заметку убить графа Бенфорда, прежде, чем натворит что-нибудь, еще при этом не поставив меня в известность.

Что ответить – я не знала: то ли «отвратительно, хочу домой, в 21 век», то ли «прекрасно, люблю валяться в постели и опрокидывать кувшины». Пока я молчала, он подошел и сел на маленький табурет рядом с кроватью и уставился на меня, глазами полными сострадания и заботы.

– Вы доктор? – спросила я, так не удосужившись ответить на его вопрос.

– Да, мисс, меня зовут Шеб Халеб. Не удивляйтесь, мой отец был арабом. Я врач во втором поколении. Так как вы себя чувствуете? – кажется, он даже не удивился моему вопросу, хотя после заявления, что его отец был арабом, как-то странно глянул на дверь.

– Нормально, - просто ответила я. И все же, моя голова раскалывалась на части, но я понимала, что соврать стоит хотя бы для того, чтобы поскорее выбраться из кровати, а то и вовсе уехать из этого дома куда подальше. На удивление, я соскучилась по своей комнате, но вовсе не по той, что осталась в 21 веке – ее я давно сожгла и собрала в кувшин пепел – а по той, что ждала меня в особняке графа Сен-Жермена.

– Голова не болит, не кружится?

Вопрос напомнил о временах, когда вся семья пытала этими вопросами Шарлотту в преддверии прыжка.

– Нет, - болит, но увы, не кружится… Сколько же горечи в этой фразе!

– А как ваша рука? Болит?

Он кивнул на мою левую руку, и я только сейчас увидела, что она была перевязана. И именно в этот момент, она начала саднить. Лучше бы, я о ней не вспоминала.

– Нет, - снова соврала я, - А что со мной случилось?

– Разве вы не помните, как упали с лошади? – удивленно спросил доктор, чье имя я совершенно не запомнила.

Что-то припоминаю…

– Кажется, помню. А что конкретно со мной?

– Вы сильно ударились головой и еще повредили руку, – он дотронулся до моей руки, и тут ее пронзила дичайшая боль. – У вас fracturam os.

– Что у меня? – мой голос дрогнул. Боже! Неужели чума, оспа или ещё что-нибудь смертельное? Я совершенно не готова умирать в 18 веке! Только не сейчас!

Увидев мое напуганное лицо, он пояснил: «перелом кости».

Я облегченно выдохнула, отчего все напряжение внутри меня пропало вслед за страхом. Я даже видела в этом плюсы - госпожа Деверо еще долго не сможет мучить меня партитурами на клавесине. Это меня приободрило.

Доктор-араб еще раз осмотрел меня: рану на лбу, мою руку, язык, задал пару вопросов, после чего сказал что-то из разряда «жить будете», дал несусветное количество советов и удалился.

После его ухода я отчаянно надеялась остаться наедине со своей горечью и болью, но едва доктор вышел, как вслед за ним вошел Бенедикт. Он уже успел переодеться из охотничьего костюма в серебристо-черный камзол. Смотрел он на меня обеспокоенно, и во взгляде не было ни капли лукавства и юмора, что заставило меня заерзать. Наверное, сейчас он будет орать на меня за мою глупость и не умением следить за дорогой. Ну почему, я все время попадаю в глупые ситуации при нем? Хотя, это моя вечная проблема. Я слишком неуклюжая, не зря Лесли говорила, что если на землю будет падать метеорит, то определенно по мою душу и голову.