"Подумать только: как повела бровями, как оскорбилась! У-уф!" - размышлял Константин, вспоминая светлоглазую девушку в храме. И эти длинные соболиные брови, сведённые вместе, рисовались и рисовались у книжника Тополи перед глазами.

***

Настоятель Матеуш проследил, как бережно улаживают в тарантас дорожные припасы и гостинцы, приготовленные его монастырской братией.

Подождал, пока заберутся девицы - Тереза и Зося. Проводил глазами Букавецких, разместившихся в открытой повозке. И, опёршись об руку Тополи, залез в тарантас, позвав за собой молодого вестового, о котором успел узнать, что он - образованный книжник, сын новоградского ювелира, и знаком лично с книгоиздателем и проповедником славным Сымоном Будным*, которого считает своим наставником. Ксёндз Матеуш надеялся, что в обществе молодых и грамотных людей, таких, как Константин и Тереза, ему не покажется скучной долгая дорога.

В десяти верстах от Речицы сделали первую остановку. Лошади всё время шли против ветра: сурового, ледяного.

Константин, улыбаясь, выпрыгнул из нагретого тарантаса на холод.

Он давно уже не вел такую интересную беседу. Терезка с жадным вниманием слушала его, задавала вопросы, один умнее другого, и в глазах её светился интерес и понимание.

Константин ни разу не встречал такой пытливый ум в хорошенькой девичьей головке.

Маленькая Зосечка вела себя вежливо, но, по отдельным словам, чувствовалось, что и младшая девочка очень неглупа. Но дорога сильно утомила сестриц, обе разрумянились, стали прикрывать глазки, и ксендз Матеуш сказал, что паненки могут устраиваться спать на узлах с поклажей.

Константин решил пообщаться с братьями Букавецкими, рассчитывая и в них найти людей интересных. Он прохаживался вдоль дороги, улыбался приветливо, подошёл к Владиславу: отроку лет восемнадцати. (На самом деле, Ладусю шёл шестнадцатый год).

– Прошу, пан!
– как-то неопределённо махнул рукой тот в сторону ракитовых кустов. Константин отошёл и не успел оглянуться, как парень схватил его за грудки, с неожиданной силой притянул к себе, и зло прошептал:

– Только тронь её, убью!

Константин опешил от неожиданности.

– Кого?
– растерялся он.

– Сестру!
– держал, не отпускал от себя злой парень.

– Терезу? Я?!
– возмутился вестовой.
– Ополоумел, малый?! Убери руки, дубина!
– заявил он голосом, выдавшим его заволанье*.

Ладусь послушался, отступил.

– Ты, неотёсанный, ещё сунешься ко мне - я не посмотрю, что ты её брат: сточу на веретено! Ишь, додумался?!
– Константин в своё время прошёл суровую школу ученичества. Будучи юным подмастерьем сам бывал бит и вышколен старшими мастерами. Всё это казалось, давно забылось, но сейчас всплыло в памяти, и Тополя по всем правилам повёл наступление на строптивого братца.

Владислав поперхнулся от его тычка, поплёлся к повозке, решив про себя, что этот злодей будет похитрее прочих и, значит, заслуживает только смерти! А молодой вестовой покрутил головой от возмущения: ну и лихой выросток!

"Ну что же, Константин, - подумал книжник, - разве не знаешь, каково приходится одиноким девушкам, если нет рядом заступника?" И тут же он решил, что, в принципе, парень просто хорошо делает своё дело: бережёт красавицу сестру а, значит, надо постараться не ссориться с ним. И ещё Тополя подумал, что девушка действительно необыкновенно мила, умна, и смотреть на неё радостно: вся она, как солнечное утро. На следующей короткой остановке, ближе к вечеру, когда до крепости Горваль, в которой решили остановиться на ночлег, оставался один переход, Константин сам подошёл к Ладусю. Приказал строго: "Отойдём!" - и увёл прочь с дороги.

– Владислав Букавецкий, - сказал он с нажимом.
– Я советую тебе научиться разбираться в людях. Здесь твоя сестра под опекой святого человека - ксендза Матеуша, и под моей опекой. А я тоже не последний в своём городе, и честь имею!

Ладусь хмыкнул пренебрежительно. Он этой осенью стал входить в силу и совершенно обнаглел.

– Пан женат?
– спросил Ладусь как можно более небрежно.

– Я вдовец.

– Давно?

– Жена умерла полтора года назад. Осталась дочка.

– Жениться, значит, не торопишься?
– прищурился Ладусь, став похожим на Терезу.

Константин шумно вздохнул от такой наглости. Он тоже был горяч и теперь только ждал причины наказать этого...

А Ладусь не стал ждать. Он узнал, что нужно, и молниеносно сообразил, как поступит. Ладусь ловко прыгнул, сделал стремительное сальто, и обеими ногами ударил в грудь Тополи. Вестовой упал навзничь, не ожидая такого коварства. Благо, упал в толстый слой сырого мха, взодрав его клочьями. Тут же вскочил на ноги.

"Драться придётся не на шутку!"

Прикинул силы. Он взрослее, крепче, шире в кости. Но юный Букавецкий - лось молодой. Выше ростом, с развернувшимися плечами и, как оказалось, вёрткий, как угорь, сволочь.

"Ударю слабо - просто отлетит; посильнее - размозжу дурака..." - колебался вестовой. А Ладусь не колебался, и опять опередил: в прыжке сбил с ног, навалился на Константина, и, сдавив тому горло, прохрипел, как показалось Тополе, даже весело:

– Женись на Терезе! Я сказал! Женись, ты!!!

К ним из-за деревьев вылетела Тереза, обмирающая от ужаса, сама не своя, раскрасневшаяся, с блестящими, как в лихорадке, глазами.

– Владислав!
– закричала она и упала рядом на землю.
– Не надо, Ладусь, не бей его!