Ниже начинался уже более интересный уровень. Здесь были камеры для тех, кто с помощью демонов разрушил что-нибудь, в масштабах хотя бы одного города. Айон нехорошо улыбнулся, подумав, что для его брата здесь бы нашлось местечко. Хотя, раз уж он демон, его бы непременно отправили в одну камеру с ним.

Предпоследний уровень. Камеры для тех, кто пытался уничтожить мир с помощью магии или демонов. Или для тех, кто сам являлся этим демоном. И, разумеется, для вместителя обоих грехов здесь было самое подходящее место.

Самые тяжёлые условия. Самые жестокие пытки. Даже другие демоны довольно быстро умирали от них. Лишь он один, Грешник Айон, держался вопреки всему.

Пожалуй, восьмой уровень был настоящим кошмаром. Но был один, девятый уровень. Каторга.

Если заключённые были достаточно здоровы, чтобы работать, их часто отсылали на каторгу, где они выполняли те или иные тюремные работы – готовили еду, изготавливали пыточные инструменты и прочие такие же необходимые занятия. Условия на каторге были ужасны, и почти никто не возвращался оттуда живым.

Айон знал, почему туда не отправили его, хоть он и подходил по всем параметрам. И дело было не только в том, что он был демоном. Его боялись хоть на миг освободить от цепей и печати. Боялись, что даже в этой неприступной тюрьме, даже на каторге, он много чего натворит, а то и выберется отсюда. И Айон должен был признать, что их страхи не были напрасны.

Сколько уже раз его пытались сломить, но в ответ получали лишь насмешливую улыбку? Он научился смеяться над своими страданиями, ещё живя в Пандемониуме. И после на Земле. И там ад, и здесь ад. И в Пандемониуме, и в людском мире… никто не замечает этого лишь потому, что привык поступать так, как другие, оглядываться на окружающих. Цепляясь за людей, никогда не станешь свободным, навсегда останешься от них зависимым.

Его братец Хроно не понимал этого.

При мысли о брате, по лицу Айона пробежала едва заметная судорога, которую не могли вызвать ни мучительные пытки, ни ужас нынешнего положения. Хроно… его имя до сих пор вызывает боль, хоть и давно похороненную в душе. Айон не был бы Айоном, если бы не умел переступать через боль. Чтобы ни случилось, он должен идти до конца, до своей Мечты.

И всё же… до сих пор неприятно вспоминать о брате. Неизвестно, какое именно воспоминание хуже – или когда он отказался убивать Марию Магдалену, настаивая на «другом выходе», как будто бы сам мог сообразить, как не дать Королеве Пандемониума завладеть телом Магдалены… или же когда там, в Пандемониуме, он надел когда-то вырванные им, Айоном, рога… сказав этим, что он лучше будет прикован этими цепями к Пандемониуму, чем вернётся на прежний путь, путь его, Айона.

До этого Грешник ещё иногда надеялся на возвращение брата. Что со смертью всех этих девушек он поймёт, что так цепляться за людей – бессмысленное дело. Все эти люди умирают слишком быстро, оставляя после себя лишь напрасные сожаления о прошлом. Как глупо… неужели, братец Хроно этого не понимает?

Хотя, тогда в Пандемониуме он ясно показал – нет, не понимает. Глупец… и что теперь? Та его возлюбленная, Розетта Кристофер, уже давно мертва. И что же он сейчас собирается делать?

Вечна только Мечта, а люди лишь так – сломанные куклы.

Внезапный скрип поднимающейся решётки нарушил ход мыслей Айона. Демон вскинул голову. Кто бы это мог быть?

Все пытки на сегодня закончились. Охранники, разумеется, так и не добились никаких результатов. Чем больше мучили Грешника Айона, тем больше он смеялся над ними. Сегодня один из охранников, Роберт, даже тайком выразил демону своё одобрение. Вообще, Роберт был не таким, как остальные. Пытки заключённых не вызывали у него удовольствия, и он не считал, как большинство – «раз преступники, значит, с ними можно делать всё, что угодно». Да и стал он охранником лишь из-за дочери, попавшейся на связи с одним из выживших демонов.

Сначала Роберт тоже был одним из заключённых, он попал туда за то, что пытался спасти того демона и свою дочь. Но позже его заставили стать одним из охранников, пригрозив, что иначе его дочь убьют.

Эта девушка, всё-таки умерла, да и демон тоже. Но Роберт так и не смог вырваться из тюрьмы, несся ненавистное бремя палача. Айон относился к нему со смесью презрения и снисходительности. Слабый, неспособный изменить свою жизнь… но, всё же, как никак – единственный, кто хоть что-то понимает, пусть и не ясно. Не считая, конечно, Эдельвейс.

Эту девочку Айон видел ещё не раз. Она всегда лечила его раны после пыток. Постепенно Айон начал относится к ней ни с таким презрением, как в начале. Всё же, она обладала знаниями… хоть и толку от неё не было никакого. Кроме, конечно, облегчения в ранах.

Но сегодня она уже была у него. Так кто же ещё может прийти к нему в камеру?

Наконец, решётка открылась до конца и в камеру вошла красивая женщина в сопровождении двух охранников. Высокая, стройная, элегантная… притягательная. Холодные голубые глаза, блестящие волосы, уложенные в замысловатую причёску, холёная, сияющая кожа….