Спокойно заперев ларец, Ламах поставил его в сундук на прежнее место, бесшумно опустил тяжёлую крышку и навесил замки. Затем, повернувшись к кровати, он вновь надел шнурок на шею крепко спящего купца и засунул ключи поглубже ему за пазуху. Распрямившись, он увидел, что Делиад уже ждёт его у двери. Ламах быстро пересёк комнату и, положив ладонь на тонкое плечо юноши, чуть слышно выдохнул ему в самое ухо:

– Сначала я...

Отодвинув засов, он чуть потянул на себя дверь, оглядел через образовавшуюся щель залитый тусклым лунным серебром дворик, затем приоткрыл дверь чуть пошире и выскользнул наружу.

Убедившись, что во дворе никого нет, он выпустил Делиада и плотно притворил за ним дверь. Растянув тонкие губы в одобрительной улыбке, Ламах мягко пожал смелому юноше руку (другой, скрытой под паллием рукой тот, как и прежде, крепко прижимал к животу драгоценный свёрток).

– Ну, иди. И не забудь вернуть мне плащ.

Дождавшись, когда его сообщник, бесшумной тенью скользнув по стенам, скрылся в проходе между дворами, Ламах облегчённо выдохнул. Почувствовав внезапную сухость во рту, он пересёк дворик, присел на бортик фонтана и, наклонившись, зачерпнул в широкую ладонь прохладную влагу. Утолив жажду и ополоснув разгорячённое лицо, он метко плюнул в колышущийся на подёрнутой рябью чёрной воде жёлтый блин, встал и спокойно отправился спать в расположенную напротив комнатки привратника караулку.

На другой день все участники пирушки, кроме Хрисалиска, вставшего, как всегда, с первыми солнечными лучами, проснулись очень поздно.

С трудом разлепив заспанные глаза, Полимед удивлённо разглядывал незнакомую комнату, пытаясь сообразить, где он находится. Только когда его взгляд упёрся в дорожный сундук, закрытый двумя массивными замками, он сразу подумал о лежащем в нём ларце с царскими дарами и вспомнил всё остальное. Нащупав под левым боком связку ключей, он облегчённо выдохнул, сладко зевнул и потянулся. Сунув ноги в башмаки, Полимед прошлёпал к двери, распахнул её и зажмурился от ударившего прямо в глаза яркого солнца. Прикрывшись ладонью, купец глянул на весело плескавшихся у фонтана молодых сатавков, аккуратно прикрыл дверь и торопливо засеменил вдоль стены к отхожему месту. В узких дверях он едва не налетел на неспешно выходившего из нужника зверовидного декеарха, с ухмылкой пожелавшего ему своим грубоватым голосом удачно облегчиться.

Едва Полимед успел омыть в нижней чаше фонтана руки и смочить прохладной водой помятое лицо, как явившийся в малый двор Пакор пригласил досточтимых гостей пожаловать в трапезную на завтрак.

Через несколько минут все участники вчерашней пирушки собрались под навесом возле кухни. Не было только Делиада, отлёживавшегося под присмотром домашнего врача Исарха в своей постели из-за внезапных колик в животе. В разгар завтрака, по количеству и разнообразию яств не уступавшему вчерашнему ужину (только вино Хрисалиск велел Лафилу смешать на сей раз с тремя четвертями воды), к навесу скорым пружинящим шагом подошёл гекатонтарх Никий и доложил номарху, что только что прибыл гонец из Скифии с вестью, что сегодня утром траурная повозка Скилура двинулась от Траканы к Ситархе. Лесподий приказал, чтобы сотня отборных феодосийских воинов в лучших доспехах и на лучших конях через полчаса ждала его возле Больших ворот.

Закончив завтрак, Лесподий ушёл к себе облачаться в парадные доспехи, а остальные повалили гурьбой к выходу из усадьбы. Двое рабов под присмотром Ламаха вынесли вслед за Полимедом его сундук и погрузили в кибитку, уже стоявшую наготове на улице задом к входной колоннаде.

Вышедший минут через пять в сопровождении Хрисалиска, Никия и Пакора Лесподий, в сверкающих тщательно отполированной позолотой рельефных доспехах, объявил пристроившимся позади кибитки соматофилакам, что гекатонтарх Делиад не в состоянии сегодня сесть на коня из-за жестоких колик в боку, поэтому временно, до возвращения из Скифии, его сотня поступает под команду гекатонтарха Никия. Молча склонивший голову в знак повиновения Ламах мысленно ухмыльнулся: хитрый юнец, конечно же, предпочёл не подвергать себя опасности и отсидеться за надёжными феодосийскими стенами.

Демонстрируя отменную выучку и силу, номарх легко запрыгнул на своего рослого красавца-коня - вороного, с широкой белой полосой от ноздрей к ушам и белыми чулками - и занял на пару с Оронтоном место во главе небольшой колонны из своих телохранителей и сатавков на сыто лоснящихся породистых лошадях. Третий посол, Полимед, не способный ездить верхом из-за геморроя, устроился до выезда из города рядом с Дромом на облучке.

Выехав на широкую центральную улицу, посольство потрусило лёгкой рысцой на запад, провожаемое любопытными взглядами сотен теснившихся у обочин горожан. За городскими воротами к посольскому отряду примкнула конная феодосийская сотня, на выезде с хоры, возле Северных ворот, к десяти воинам Ламаха пристроились остальные девяносто столичных соматофилаков, которым номарх Лесподий представил их временного командира.

Четыре сотни сатавков, первыми узнавшие о приближении царя Скилура к границе, с нетерпением ждали своего вождя и заняли своё место в конном строю позади феодосийцев, как только посольский отряд миновал развилку. Вскоре, не замочив ног, перескочили мелководную летом речку Бик и продолжили неспешный путь на запад уже по скифской земле.

Когда до центра соседнего с Боспором скифского племени ситархов оставалось каких-то 10-12 стадий, и стала хорошо видна огромная серая людская масса, сбившаяся у подножья невысокого бугра, на котором стояла племенная крепость Ситарха, Полимед открыл сундук и переоделся в чистый длиннополый хитон траурного тёмно-синего цвета, отороченный по краям золотыми волнами, затем вынул и положил сбоку рядом с посохом широкий фиолетовый гиматий, сколотый большой золотой фибулой в виде головы Гермеса в круглом крылатом шлеме, и, наконец, достал из сундука царский ларец.

Пока до Ситархи оставалось ещё немного времени (Лесподий и Оронтон вели колонну спокойной рысцой), он решил протереть полой шерстяного плаща рельефные грани ларца и лежащие в нём золотые сосуды, дабы придать им ещё больше блеска и красоты. Смахнув пыль с ларца, и особенно старательно протерев ручку-коня на верху крышки, он развязал узелок и отсоединил от шнурка маленький блестящий ключик, протёр заодно и его, вставил в узкое отверстие под крышкой и легко, без усилий провернул в замке. Откинув крышку, Полимед бережно взял в руки лежавшую сверху мегарскую чашу, залюбовавшись в полумраке кибитки тонким растительным узором, оплетавшим её наружную стенку.