Под повозкой, свернувшись калачиком, грустила, не слыша знакомого хозяйского голоса, любимица Скилура Белка.

К задку повозки были привязаны за длинные поводья два лучших царских мерина и две царицыны кобылы в упряжи, казавшейся золотой из-за нашитых на неё сплошняком золотых бляшек.

За ними неподалёку, важно развалясь на расстеленном ковре, обедали пятеро главных царских слуг - конюх, оружничий, вестник, повар и виночерпий, а также их жёны, которым выпала великая честь поселиться с царём и царицей в их новом подземном жилище, чтобы продолжать верно служить им и там - в неведомой загробной жизни.

Подойдя с правого боку к повозке, боспорские послы отвесили земной поклон мёртвому царю и отрешённой от земной жизни царице. Устилавший дно повозки ковёр от бортов до серой воловьей подстилки был заставлен подношениями ситархов: золотой посудой, оружием, поясами, шапками, плетьми, украшенными золотом и самоцветами, золотыми браслетами, кольцами, перстнями, серьгами, застёжками, бляшками, монетами - каждый приносил царю дар по своему достатку, но непременно из благородного "царского" металла.

Лесподий поставил возле колен царицы высокий золотой кубок с четырьмя крупными голубыми сапфирами на наружной стенке - дар владыке скифов от себя и своей семьи. Оронтон положил у бедра царя длинный меч с обложенными золотом ножнами и рукоятью. Полимед, быстро оглядев воровато бегающими глазками лежащие в повозке дары, придвинул ларец с перисадовыми дарами к самым ногам царя. Затем, покосившись на Лесподия и Оронтона, торопливо скрутил с пальца один из своих золотых перстней и положил его рядом с ларцом лично от себя, после чего поспешил отойти от повозки, давая дорогу ждавшим своей очереди за его за спиною сатавкам.

Вождь Агафирс проводил послов через дорогу сквозь толчею походного стана к костру царевичей.

По заведённому среди скифов издревле порядку каждое племя кормило и поило царя и всех его спутников всё то время, пока они пребывали на землях племени. Так же было и теперь, когда многочисленная царская родня и сайи привезли показать ситархам их умершего владыку. На выгоне возле племенного центра в это утро собралось почти всё племя Агафирса. Даже пастухи с отдалённых пастбищ, оставив ненадолго свои табуны, стада и отары на жён и малолетних детей, приехали сюда со старшими сыновьями, чтобы в последний раз увидеть своего царя.

Четверо братьев-царевичей и десятка полтора их ближайших друзей, среди которых были и оба сына оставшегося в Неаполе доделывать царскую усыпальницу Посидея, расположились на попонах широким кругом вокруг догоравшего костра. Кровавые порезы на их лицах, сделанные в день смерти царя, уже начали подживать. Прежде длинные, по скифской моде, волосы у всех у них были теперь в знак великой скорби коротко обрезаны "под горшок". Готовили и подавали еду обедавшим здесь мужам жёны и дочери вождя Агафирса с красными, опухшими от пролитых слёз, но не утратившими миловидности лицами. Вокруг соседних многочисленных костров обедали другие родичи царя, вожди и скептухи соседних племён, чуть подалее - царские воины-сайи.

Агафирс представил боспорских послов царевичам, сидевшим, выказывая братское единение, плечом к плечу. У их скрещённых ног лежали широкие золотые блюда с остатками еды. Послы, под устремлёнными на них со всех сторон оценивающими взглядами, склонились в поклоне: Оронтон и Полимед - коснувшись пальцами травы, стоявший между ними Лесподий - лишь слегка согнув поясницу и кивнув головой как равным, после чего высказал по-эллински от имени басилевса Перисада благородным сынам Скилура и всем царским родичам глубочайшее сочувствие в связи с постигшим их великим горем. Затем то же самое, только гораздо пространнее и цветастее повторил по-скифски Оронтон.

Поскольку до избрания нового царя все четверо царевичей были равны, ответил боспорцам на их языке с молчаливого согласия остальных Лигдамис. Поблагодарив басилевса Перисада, давнего друга и верного союзника скифов, за его скорбь и сочувствие их утрате, он пригласил послов вкусить с ними пищи и испить вина в память о покинувшем их царе.

Послов усадили напротив царевичей спиной к едва дымившейся золе костра, и они стали есть мясо, соль, сыр и хлеб с золотых царских тарелей.

Полимеду казалось, что подушка, на которую он уселся "по-скифски", набита не конским волосом, а горячими углями из тлевшего сзади костра. Кусок не лез ему в горло: страшась, что с минуты на минуту царский слуга принесёт сюда перисадов ларец, он не сводил глаз с наполненной холодным пивом золотой чаши в своей руке. Делая вид, что любуется искусными рельефными изображениями сцепившихся в смертельной схватке четырёх вепрей и восьми волков на её наружной стенке, он страстно желал как можно скорее пуститься в обратный путь и оказаться отсюда как можно дальше. На его счастье, беседа главы посольства Лесподия со скифскими царевичами не затянулась.

Заметив, что царевичи и их сотрапезники уже заканчивают обед, Лесподий съел всего несколько кусочков жареного поросёнка, чтоб не обидеть хозяев, попросил всех наполнить канфары и скифосы вином и предложил выпить за то, чтобы память о славном царе Скилуре не угасла на Земле до тех пор, пока на ней живут люди, а на Небе - боги. После того, как все с радостью и удовольствием выпили, Лесподий поведал о горячем желании басилевса Перисада, чтобы новый правитель скифов стал бы ему таким же добрым соседом, верным другом и надёжным союзником, каким был мудрый Скилур.