Не помню что я им там врал. Трудно ведь сказать правду: я – струсил. Поднял лапки вверх даже не попытавшись.

Пока я ехал в общежитие за паспортом, полил такой ливень, что местами троллейбусу приходилось от остановки до остановки переправляться вплавь.

Дождь смоет все следы…

Четыре часа в электричке до Конотопа я провёл молча – трусам не полагаются Ирины Кондратенки.

В Конотопе глубокие вопросы решаются с ходу.

Куда?

Да, туда ж, куда и все.

Чепа уже два года как проучился в железнодорожном техникуме над Путепроводом. Владя и Чуба сдали свои документы для поступления туда же.

Вопрос «куда?» решился до меня – мне оставалось только стать абитуриентом Конотопского техникума железнодорожного транспорта.

Даже Анатолий Мелай оказался там же.

Он туда пристроился на непонятную должность лаборанта, но до начала учебного года ходил по коридорам в синей спецовке и занимался электропроводкой в промежутках между пением.

Анатолий оказался фанатом «Песняров», которые недавно на концерте в Кремлёвском зале сделали песню «Тёмная ночь».

Прикинь! В первом ряду верхушка Политбюро: Брежнев, Суслов, там, Подгорный, а они со сцены врубают электрогитарный проигрыш на всю, с ревером…

Ну, и вокал, конечно, у них охрен'eнный – на четыре голоса:

Тёмная ночь разделяет, любимая, нас…

И Анатолий, запрокинув своё лицо в оспинках от давно исчезнувших прыщей, поёт на весь коридор один из тех четырёх голосов.

А почему не петь? Лето, занятий нет, экзамены ещё не начинались, а на нём спецовка:

Скрыпять мое лапти,

Як иду до тэбэ!

Он обещал замолвить слово экзаменаторам, но в техникум поступила лишь треть Орфеев-абитуриентов – Чуба и Владя отсеялись и поступили на завод КПВРЗ.

В начале августа мы сделали директору Клуба, Павлу Митрофановичу, предложение, от которого он не смог отказаться.

Мы будем играть на танцах в Парке КПВРЗ.

Бесплатно.

В каждом из трёх парков города Конотопа – Центральном, привокзальном, заводском – есть танцплощадка.

Все три устроены совершенно одинаково: метровой высоты сцена внутри оркестровой раковины, а перед нею круглая бетонированная площадь, окольцованная двухметровым забором из вертикально стоячих труб; диаметрально напротив сцены – входная калитка опять же из вертикально-трубчатой решётки.

Даже и покрашены все три ограды были одной и той же серой серебрянкой.

Отличие лишь в том, что на ограде в Центральном парке краска не так сильно облупилась.

Моя мама вспоминала, что в её молодости летом на сцене танцплощадки играл духовой оркестр.

Потом всё как-то заглохло и вместо вальсирования молодые конотопчане в тёплое время года стали ходить кругами по аллеям площади Мира заплёванным шелухой от семечек.

И вот настало августовское воскресенье, когда танцплощадка в заводском Парке вышла, наконец, из комы.

Оковы ржавой цепи с висячим замком на входе – рухнули, и мы потянули к сцене возок на резиновом ходу.

Обычно этим возком киномеханики перевозили из Клуба в Парк цилиндрические жестяные коробки с катушками кинолент для сеанса в летнем кинотеатре.

На этот раз он был загружен усилителями и колонками динамиков.

Мы начали устанавливать и собирать аппаратуру. Подключать и пробовать гитары взбряком аккорда, пробежкой по струнам баса.

Короткое эхо приносило эти бздыни обратно от многоквартирной двухэтажки за забором Парка. Оттуда же сбежалась околопарковая пацанва и, не решаясь войти в круг танцплощадки, стала скапливаться за трубным ограждением.

Вот напыщенно важный Чепа устанавливает «кухню» ударника, бухает педальной колотушкой, бряцает по хэту.

Пробуется микрофон:

– Ряссь! Ряссь-два!..

Чепа задаёт темп сухим стуком палочки о палочку.

Раз-два. Раз-два-три-четыре!

Погнааали!

Так вершилась смена эпох в одном, отдельно взятом Парке.

Пацаны, видя, что калитка без охраны, потихоньку втягиваются внутрь, но всё равно держатся поближе к трубам, лишь пара безнадзорных дошколят бегают туда-сюда.