Короче, лучше Кузнечного места не найти, если занимаешься вокалом. Ори – сколько влезет, никто тебя не слышит. Вот и я – сам себя не слышу, но ору:

О, мами,

О, мами-мами блу,

О мами блу…

Но это я ору, пока мой напарник Боря узнаёт сколько чего на сегодня грузить.

Борю тоже перевели в подсобники за нарушение трудовой дисциплины, но он в этом цеху местный – кузнец из Кузнечного.

Ему лет за тридцать, светловолосый, невысокий. И не скажешь, что кузнец.

Залетел за пребывание в нетрезвом виде.

Наша работа – загружать болванки в печи.

Болванки мы берём в крайнем крыле Кузнечного. Это куски осей от колёсных пар вагонов и локомотивов нарезанные газосварщиками в первую смену.

Болванки, конечно, неподъёмные, поэтому тут есть тельферный кран.

Я их цепляю захватом-клещами, а Боря орудует кнопками пульта, что висит с крана, и переправляет их на вагонетку.

Там я их направляю и придерживаю, пока расстегнётся захват.

Так загружаем несколько рядов. В зависимости от длины, а значит и веса болванок, потому что вагонетку по узко проложенным рельсам нам самим же и толкать.

Мы выталкиваем её в основной корпус на поворотный круг. Он похож на крышку канализационного люка, но он подвижный.

Мы проворачиваем на нём нашу вагонетку на 90 градусов и катим дальше по рельсам узкоколейки до нужной печи.

Самое трудное – сдвинуть вагонетку с места; тут приходится упираться рогом, а когда начнёт потихоньку двигаться, то всё – ты наша!

Перед жерлом печи – полка.

Прикрывая лицо от огненного жара в печи, Боря ставит на полку трубу-ролик, шириной в полметра.

На ролик мы взваливаем продолговатую лопату с приподнятыми бортиками, чтобы болванки не скатывались по сторонам.

Рукоять лопаты длиной метров пять. Она не из железа, а стальная, сечением шесть на четыре сантиметра.

Заканчивается рукоять поперечиной, за которую могут ухватить двое рабочих – по одному с каждой стороны от рукояти.

Но пока что лопату за поперечину удерживаю только я один, потому что Боря, уже здешним тельфером, перекладывает болванку из вагонетки в лопату, заслоняясь плечом от огня.

Он отгоняет тельфер обратно к вагонетке, подходит ко мне и мы ухватываем каждый свою половину поперечины.

– И!..

Мы толкаем лопату по ролику на три-четыре широких шага.

Потом надо синхронно подпрыгнуть и налечь на поперечину, чтобы упругая рукоять свибрировала и подбросила болванку с лопаты. И надо успеть отвернуть лицо от опаляющего жара раскалённой печи, где бушует огонь из форсунок.

Вот почему Боря работает в брезентовом фартуке кузнеца, а я дожигаю свой когда-то любимый красный свитер.

Защитно вскинув плечи, мы вытаскиваем лопату обратно на ролик и Боря идёт за следующей болванкой.

Туда-сюда… обратно…

А как оно приятно!..

Потом мы гоним порожнюю вагонетку за новой партией болванок.

В печи их тоже надо укладывать слоями и рядами, а начинать их поглубже, иначе не поместятся.

Чем больше загружено, тем короче пробежки с лопатой.

Я не сразу освоил синхронный прыжок и Боря крыл меня неслышным в грохоте и гуле матом.

Недолетевшая до нужного места болванка будет делать мозги при загрузке остальных.

Но навык гитариста помог мне уловить ритм.

Боря немногословен. У меня с вентилятором больше общения. Дуэтом.

Но однажды Боря прокричал мне в самое ухо:

– Сегодня сорок тонн загрузили!

Он улыбался.

Трудовая победа!

Фигня – пустые слова. Просто мы сделали это.

Работаем мы в две смены – во вторую и в третью, а в первую наши болванки достают из печей на наковальни.

А в день получки я глазам своим не поверил – у меня за месяц сто двадцать рублей!

«…на нижеоплачиваемую должность…»

– Ha-ha, Mr. Lebedev!

– Ha-ha, Mr. Heath!..

А кузнецам кассирка вообще по три нераспечатанные пачки выдавала! Три сотни, плюс там ещё рублями.