Но всего этого я ещё не знал, выходя из бани в новоодетом х/б обмундировании и в кирзовых сапогах поверх плохо наверченных портянок.

Как не знал и того, что хэбэ (х/б) означает «хлопчатобумажное» и что портянки – две полосы светлой бязевой, или байковой ткани, 30 на 60 сантиметров, для обмотки ступней ног – намного практичнее носков.

Летом, сняв носки, на ступнях видишь въевшиеся грязные разводы от пыли, пробившейся сквозь них; тогда как портянки грязнеют сами, а ноги сохраняют чистым.

Но портянки нужно правильно наматывать – плотно и без складок, иначе сотрёшь ноги в кровь.

Опять-таки, зимой портянки без носков теплее, чем портянки поверх носков, хотя оба способа не уберегают от обморожения пальцев в сапогах.

Двое солдат из предыдущих призывов перебирали сброшенные на траву у бани гражданские одежды – «гражданку» – проверяя нет ли чего подходящего для самоволок.

Нас завели в клуб части со сценой без занавеса и рядами деревянно-фанерных сидений и мы начали службу с освобождения его от них, мытья широких досок его пола, внесения и установки железных двухъярусных коек, на которых будет спать четвёртая рота, поскольку нам, новобранцам, отведена их казарма.

У входа в казарму нас разделили на три взвода и каждым стал командовать отдельный сержант.

Сержанты составили списки личного состава своих подразделений, для сверки с общим списком у лейтенанта, и приступили к обучению новобранцев.

Во всех трёх взводах упорно отрабатывались одни и те же команды:

– Взвод построиться!

– Р-разойдись!

– Взвод построиться!

– Разойдись!

– Взво-од! Построиться!

– Разойдись!

Хотелось есть, но утешала мысль, что нескольких из нас уже послали в столовую – готовить столы к обеду.

И, наконец-то:

– Строиться на обед!

– Шагом… арш!

В отличие от клуба, в который подымаешься по крыльцу из трёх ступеней, в столовую нужно спускаться на столько же.

В просторном зале стоят два кар'e длинных белых столов, разделённые центральным проходом, по обе стороны от каждого стола – коричневые лавки из цельной доски для размещения десяти седоков на каждой.

Гладко шлифованный бетонный пол придаёт помещению невнятную гулкость, словно в зале ожидания пассажирского вокзала.

Вдоль всей левой стены тянутся две ступени под тремя окнам из других помещений, каждое с широким, обитым крашеной жестью, подоконником.

Слева, самое маленькое, с закрытой дверцей-ставенкой – хлеборезка; затем длинный проём-окно кухни, где исходят паром широченные цилиндры никелированных котлов для варки обеда, а рядом с ними пара поваров в солдатских штанах, тапочках на босу ногу и в белых куртках с жирными пятнами. У одного на голове белый матерчатый берет.

В последнем, тоже длинном и без ставен, окне посудомойки слышится шум горячей воды бьющей в длинные жестяные корыта с грязной посудой.

Дальняя стена напротив входа – глухая; она отделяет столовую от клуба.

В правой стене, высоко над полом, вставлены деревянные рамы больших окон.

Расставленные на столах миски пошарпанной белой эмали отмечают места посадки на лавках.

Двадцать алюминиевых ложек свалены аккуратной грудой в центре стола – каждый выхватит для себя. Там же порционный черпак и двадцать эмалированных кружек не первой молодости и, на мятом алюминиевом подносе, без малого три буханки серого хлеба формы «кирпичик» порезанные поперёк – каждому по краюхе.

Повара начали швырять на подоконник окна раздатки пятилитровые белые кастрюли, они же бачки, и что-то неразборчиво орать.

Начался первый обед в армейской жизни.

Борщ был красный и горячий. Его разливали по мискам черпаком, из кастрюли принесённой от окна раздатки.

Поскольку миски не меняют то, для получения второго, борщ надо доесть или же сразу отказаться и ждать, когда дежурные принесут бачки с перловой кашей, по кличке «кирзуха».

Если внимательно присмотреться к мелкому узору голенища кирзовых сапог, начинаешь понимать насколько меткое прозвание у армейской каши.

Каша была жидкая и тоже горячая.

Компот разлитый по кружкам из алюминиевых чайников был не таким горячим, но тоже жидким.

Вокруг стоял вокзально-колодезный шум и гам.

Поев, орудия насыщения нужно самому отнести к окну посудомойки и разложить их в соответствующие стопки или кучи. По мере их накопления посудомойщик сам всё сбросит в какое-то из корыт, куда бьёт струя горячей воды из крана.

Теперь можно покинуть столовую и идти к казарме «учебки», чтоб не пропустить следующую команду на построение.