— Я чувствую! Все Лиза да Лиза! — крича истошно на Джейс. — Это из-за тебя Райли погиб! Из-за тебя!!!

Джейс вздрогнула, точно ее подстрелили, подавившись воздухом, вздрагивая ужасным ознобом, отраженным от слишком чувствительной слезавшей кожи. Да еще этот запах противного одеколона, искусственный, спиртовой, невосполнимо чужой, как чужой она стала в тот миг снова для Лизы. Выходит, чем больше в родстве разбитых горем душ, убеждалась, тем больше зла в Лизе рождалось.

— Лиза! Как ты можешь, — говорила ей Дейзи с укором, грозя, как маленькой, пальцем. Но в Лизе читалось одно: она — не ребенок, она видела зло. Видела много зла. Но зачем столько видеть, если цена одна? Никакой нет цены, одни лишь гробы, одна бесконечность, дурная, не вечность, где каждый миг — потомок суеты, а не тревожных сладких ожиданий оправдания борьбы. И обвиненье миру следовали довести до конца. Несправедливость вложила в руку кинжал слова:

— А не ты ли его убила?

Слово — не свинец, коли убьет — поднимешься; но слово — острый меч, коли проткнет — не свидишься. Слепой станет душа, что некогда родной казалась.

— Ты с ума сошла! — говорила Дейзи, не видя, как меч разрубает океаны, как звуки земли зависают в черном тумане, как рушится мир. И радуга после бури являлась лишь затишьем перед настоящей грозой. Таила боль, думала, если ее скрывать, станет легче, но все пережила, но все перетерпела, а никому нет дела, что смысла-то терпеть ей больше нет. И Джейс все понимала, и Джейс слишком много молчала.

Джейс только молчала, она привыкла молчать, когда ей говорили такие вещи, слова-то здесь ничего не меняли.

— Это ты его убила!!! Ты! — продолжала кричать, брызжа слюной, Лиза, доходя до исступления. Вот так, без причины, не в середине диалога, не после новых ударов судьбы, истомленная ожиданием возвращения в свой крошечный ад.

И каждое слово отзывалось ударом хлыста, рассекавшего незаживающие раны.

— Они смогли выбраться! Тебе уже рассказывали! Он метнулся к лагерю пиратов, там его поймали! Тебе уже рассказывали! — бормотала гневно что-то Дейзи, видя, как бледнеет Джейс.

— Нет! Не правда! Райли… Он… Он не мог… Он был… Был таким замечательным… Это все она! — указывала все Лиза, точно дух в нее вселился, злой дух хаоса, искушающий демон гнева. Обвиняла. Имела право. Она-то ничего не могла. А у Джейс была сила, но этой силы на всех не хватило. И как самоуверенны те, кто всю жизнь прозябает в борьбе за себя лишь одних. И как трепетны те, кто всегда защищает других, как в них много отваги, пусть и сил в них поменьше, и оружье попроще, но, если каждый за себя, обрушится мир, обветшают слова. Но не всегда удается вырваться со дна мирового колодца.

— Оставь ее! — хватала за руки брыкавшуюся на полосатом диванчике Лизу Дейзи, уже готовая ударить ее, лишь бы девушка замолчала.

— Пусть говорит. Она права. Это я виновата… Я виновата, — мрачно до безысходности, с горькой насмешкой над собой вдруг глухо отвечала Джейс, точно захлопывая своею волей монолитной плитой долгий злой диалог несбывшейся жизни, неискупленной боли.

— О, Дейзи! Я никто без него, никто… — Лиза заплакала навзрыд, стеная, как бесприютный осенний ветер, утыкаясь головой в живот подруги, которая встала рядом, обхватив Лизу за плечи, поглаживая ее голову.

— Распните меня за это… — тихо проговорила Джейс уходя, не желая, чтобы ее слышали, но готовая и к такому исходу от беспробудной злости на себя, соглашаясь с каждым словом Лизы, считая, что нет ей другого искупления. Она поняла: Лиза никогда не станет как младшая сестра, потому что из-за смерти Райли в этом мире теперь существовало место только для одной из них. Что каждый член этой проклятой экспедиции являлся друг для друга напоминанием о трагедии сломанной рухнувшей жизни, напоминанием, что когда-то они являлись иными, не принимали в свои души смерть.

Джейс знала, что без нее Лиза не выберется, но поняла, что ей придется отпустить девушку, и лучше всего, наоборот, никогда больше с ней не общаться. Пусть так, хоть и нестерпимо тяжко… Главное, вывести ее. Больше пугало, что Лиза словно не желала покидать остров. Все верно - там, на большой земле, ее ничего не ждало. Возвращение, беспросветность и одиночество… Но неужели она хотела остаться в аду?

Больно становилось Джейс из-за этих обвинений, потому что кто-то в ней вечно твердил, что заслужила она такого беспощадного порицания, не уберегла брата, не досмотрела.

Комментарий к 98. Небо видит те слезы Вот-с, глава не очень легко мне далась, так что жду отзывов, что скажете.

Насчет Лизы и все такое...

====== 99. Паутиной заткано небо ======

Каждый шаг отдается болью,

Паутиной заткано небо,

Серой паутиной безволья,

Красной паутиной безверья.

Каждый шаг отдается болью.

«Я больше не могу», — сломалось нечто на дне души, хотелось провалиться сквозь землю, уйти, исчезнуть, никогда не существовать.