Иссеченные светом листья пальм твердели, подобно коре, а лучи все не клонились к закату, и в воздухе витали ароматы. Множество запахов и звуков, навитых друг на друга дрожаньем листьев и крыльев.

И иссеченная судьба брела к обрыву дня, как пыль дорожная сминалась под подошвой при снисхождении с холма и в чащу, точно в замедленье времен и четких линий. Нечет-чет-нечет. Чет-нечет-чет. Поставленная за школьную оградку жизнь, а там и до кладбищенской оградки рукой подать. Не убежишь. И долго ли дымиться? Дым или жизнь? Ведь для кого — оградка, а кому — в волну. Как волны страшны, принимают все. В чужой стихии истлевать поленом без огня, или засветиться пламенем иного цвета. Ведь там, где цвет есть лимфа жизни снеговая в извечном лете, все иная. Но лишь бесцветье лет, и янтарь взглядов животных в клетках.

И в уступах холмов, точно в ряде даров, маячили корабли среди рифов. Хоть с одного сумела бы послать сигнал. Она поверила. Она надеялась.

====== 30. К воде ======

Терпеливо склонил тонкий стебель тростник,

К воде всё ниже приникая.

«Я не умею ненавидеть, но я умею убивать. Все просто оказалось, но сложнее, чем помыслить разрешено», — мысли, холодные острые шарики-пики в недрах сознанья, кто ближе, кто выше. В сознании пусто, точно в тишине природы пред грозой.

Только спуск с холма и неизвестная дорога к кораблям. А сердце тоже пароход или курок, когда идет на взвод. Превращение предметов, похожих на строчки сонетов. Бред среди комет. Случайные рифмы разбитого. Но вроде бы в своем уме.

Она уже научилась убивать, но не научилась ненавидеть. Могла бы передать, что такое боль потери, что такое ужас уничтожения. Но что значит ненависть? Враг. Ненависть — это взгляд безумных мутных глаз врага. Ненависть, от которой легко задохнуться. Ненависть — это тот миг, когда враг без колебаний пнул с края скалы бетонный блок, к которому была привязана веревка. Впрочем, нет. Это не ненависть, это боль, страх, бессилие. Тогда что же ненависть? Она хотела убить врага, чтобы он не навредил еще больше всем, кого она знала, да и кого не знала. А желание убить не всегда означает ненависть.

Джейс потрясла головой, чтобы мысли не дислоцировали сходные чувства на диаметральные понятия. Впрочем, она ушла куда-то глубоко в себя, и это позволяло телу идти дальше, почти не ощущая тяжести автомата и рюкзака. В такой момент и правда веришь, что ушедшие в глубокую медитацию йоги никогда не умирали, вернее, не замечали этого. Возможно, им удавалось прорваться сразу дальше, минуя все пороги боли, пресловутые стадии принятия гибели на земле, потому что земля и небо перетекали друг в друга, точно открывался портал.

Только она — всего лишь человек, и едва держалась, но гнулась, точно тростник, точно камыш, что злой степной ветер пригибает к земле, но не в силах вырвать с корнем. Она всего лишь человек. Но человек — это уже много и достаточно, если человек, а не зверь, если человек, а не механизм.

Так она и дошла вдоль уступов, спускаясь по камням, до края моря.

Море… Если бы крылья, если бы научиться ходить по воде.

Да только куда ей идти? Трусливо сбегать? Все сошлось воедино, все миры воедино сошлись для нее на этом острове. И миры балансировали. И она балансировала на острой грани этих миров.

А у подножья холма устало ржавели корабли в ожидании исчезновения, для них закончился счет лет и совершений. Скелеты кораблей, несколько портовых контейнеров и пираты.

Да, пираты. Иного Джейс и не ждала, хоть и не понимала, на что сдался этот хлам врагам, но они грузили какие-то белые прямоугольные пакеты в контейнеры. И только потом девушка догадалась, что это партия наркотиков. Так странно встречать в реальности то, что привыкла видеть только в новостях по телевизору. А убийство и казни по телевизору-то не показывали, в фильмах иное, здесь все на самом деле. И она в самом пекле. Но вот уже выживала который день. Впрочем, кто-то мог прожить здесь и двадцать лет, и дольше, пройти все, но нелепо погибнуть, сломав шею, сорвавшись с уступа. Да разве так только здесь…

Джейс заметила наконец и свой корабль, с ужасом поняла, что он уже выведен из строя, полузатоплен у рифов. Кажется, буксировал его некто совершенно не сведущий, как входить в порт. По сравнению с пробитой у днища, закопавшейся в песок громадой с надписью на борту «Медуза», их корабль казался маленьким. Вокруг этой медузы суетилось несколько пиратов. С высоты Джейс достаточно четко смогла проследить, что противников около десяти. Десять! От этой цифры закружилась голова.

Но она уже дошла. И если уж она говорила себе о том, что намерена отомстить за смерть брата, то отступление означало бы трусость. И все еще мотивирующие слова о мести оказались бы только словами. У нее была цель — послать сигнал бедствия с корабля, раз с вышек не удавалось. Даже с полузатопленного, даже с «Медузы», потому что на ней вроде бы не пострадала рубка. Вообще не ясно, что стряслось с этой грудой металлолома, какая судьбина ее вынесла на этот неприветливый берег.

Но все это мало волновало, когда Джейс с опаской спускалась к воде, понимая, что десять на одну — это много. Но, если что, то ее обещали убить сразу. Хотя… Нет. Она не собиралась умирать.

Мысли четкими щелчками следовали по каналам разума.

Раз.

Она спустилась к воде, скрываясь за практически вертикальной скалой, в которой существовал лишь узкий туннель для транспорта. Пираты не заметили.

Два.

Она поняла, что враги заняты погрузкой «товара», рассредоточены между тремя кораблями, почти не пересекаются. Трое перед первым кораблем, остальные примерно в той же пропорции между ним и «Медузой».