И будешь ты светом в жизни моей,

Улыбкою нового дня.

Водой ключевой для простого цветка,

Любое приму от тебя

И будешь ты светом в жизни моей,

Улыбкою нового дня.

Да впрочем, неважно все это –

Ты жизнью всесильной стал для меня.

Я словно находился во сне. Магический свет от прожекторов заполнял сцену и омывал фигуру волчицы фантастическим светом. Бархатное платье облегало ее стройную фигуру и дополняло картину. Я перебирал струны больше по наитию, чем по памяти. Все звуки, кроме гитары, музыкального помощника и ее голоса, исчезли из моего сознания. Мне казалось, что сейчас в мире есть только мы вдвоем, и Вейлин поет эту песню только для меня… Выразительно, чисто, нежно и правдиво, как умеет только она.

Всю песню я стоял со вздыбленной шерстью от получаемого наслаждения. Наверняка я сейчас представлял собой пушистый шарик, а не обычного волка-менестреля.

Во время песни Вейлин часто оборачивалась ко мне и пела, смотря мне прямо в глаза. И ее голубые очи были выразительнее любых слов. Она пела ее мне, а не зрителям. Даже если бы все они исчезли, она бы вряд ли обратила на это внимание.

Ничего не могло длиться вечно, особенно момент блаженства. Я готов был исполнять эту песню бесконечно, лишь бы видеть именно такую Вейлин. Я был готов подпевать ей, как делал это в конце песни, снова и снова, лишь бы это не кончалось. Но пришлось завершить исполнение. Последний аккорд – и музыка стихла.

Нас накрыла такая волна аплодисментов, что я едва не оглох от их громкости. Казалось, что передо мной находится не несколько сотен или тысяч зрителей, а десятки, сотни тысяч, миллионы – так громко они выражали свое одобрение. Я взял ладонь волчицы и крепко ее сжал, на что она сжала мою. Не выпуская моей лапы, магесса сделала изящный реверанс. Я не знал, как мне следовало поступить, поэтому учтиво поклонился, надеясь, что этого хватит. Появившийся на сцене проводник показал, куда надо идти – в противоположную от входа на сцену дверь. Там оказалась похожее на комнату ожидания помещение, с той лишь разницей, что она была куда больших размеров и там уже находились те, кто выступал раньше. Выход на улицу виднелся в другом углу комнаты, за большим платяным шкафом цвета мореного дуба, но пока не все участники фестиваля ушли наружу. Среди оставшихся был и Кертис, сидящий в богато украшенном кожаном кресле:

– Мирпуд, ты просто гений! Ты и… простите, как вас звать, ларесса?

– Вейлин. – отозвалась волчица.

– Да, ты и Вейлин были просто великолепны. Я уверен, что судьи оценят ваше выступление очень высоко!

Я усмехнулся:

– А твоя скрипка заставляла пританцовывать меня на месте.

Тигр снял свой инструмент с плеча и хитро посмотрел на меня:

– А это не скрипка. Это градир. И не путай его со скрипкой, хоть они и похожи.

Я развел лапы в стороны:

– Ну куда уж мне, неучу, этого знать?

Кертис хохотнул в ответ и похлопал меня по плечу:

– Ничего, это не смертельно. Осталось дождаться, когда закончатся все выступления. Надеюсь, сегодня управятся быстро, а то скоро будет смеркаться.

Ждать пришлось долго. Выступления шли более трех часов. По словам Кертиса, в этом году количество участников побило рекорд.

Наконец отзвучал последний аккорд, и над толпой раздался громкий голос проводника:

– А теперь, когда выступления окончены, я попрошу всех участников выйти на сцену, чтобы в последний раз показаться на глаза наших зрителям перед тем, как наше доблестное жюри окончательно решит, кто победит в сегодняшнем фестивале бардов и танцоров!

Я не знаю, как сцена уместила всех. Участников было около сотни, если не больше. Наверное, многие выступали на сцене по десять человек или около того, потому что я иначе не могу представить, как такая прорва зверей смогла бы выступить всего лишь за три часа.

Толпа зрителей просто неистовствовала, приветствуя участников. Проводник обошел нас и встал впереди, обращаясь к зрителям:

– Вот и они, наши участники. Все они старались изо всех сил, показывая свои способности. Но как вы понимаете, призовых мест не может быть больше, чем полагается по регламенту и по здравому смыслу. Пусть же судьи решат, кто достоин занять первые три места! Да начнется голосование. Лары и ларессы участники, возвращайтесь в комнату ожидания или же выходите за сцену и ждите, когда судьи вынесут свое решение. Пожелаю вам удачи. А зрители? Я не слышу ваших одобрительных возгласов!

И как на самых больших концертах звезд, аплодисменты и крики стали громче, словно звук резко усилили. Волчица потерла голову:

– Это полчаса я хотела бы провести в тишине, если возможно.

Я повел ее за лапу в сторону выхода:

– Да не вопрос, Лин.

Тигр вышел вместе с нами, удрученно глядя на свой градир:

– Какой-то пустоголовый танцор, Проклятый его дери, ударил по моему инструменту и теперь в нем трещина. Как же мне теперь на нем играть? И даже не извинился, паршивец эдакий.

По боку его градира, слева от грифа со струнами, змеилась длинная трещина, который выглядела угрожающе. Я осторожно провел по ней коготками, стараясь не занозить палец:

– У тебя есть деньги на ремонт?

Музыкант покачал головой:

– У меня не будет таких средств, чтобы отремонтировать его. А без градира я как без лап.

Я похлопал его по плечу:

– Все образуется, друг, только не грусти.

Кертис поджал губы и осторожно повесил градир на плечо:

– Остается надеяться.