— Ради Бога, масса! Не делайте над ней подобных опытов! Поверьте — это средство ей не поможет.

— Вот что, Тифф, — сказал Криппс, не обратив внимания на слова Тиффа, — я привёз железные трубы, ведь ты знаешь, и небольшой котелок — ты тоже знаешь; почему бы и нам не обратить их в машину парового доктора.

— По моему мнению, масса, если вы пустите в ход эту машину, вы не успеете и моргнуть, как ваша жена отправится на тот свет, — сказал Тифф. — " Что здорово для одних, то чистейший яд для других", — говаривала моя старая госпожа. Самое лучшее что можете вы сделать для неё, так это — оставьте её в покое: вот моё мнение.

— Джон! — сказала больная спустя несколько минут. — Поди сюда, и присядь.

В тоне, которым были сказаны эти слова, отзывалось что-то положительное и почти повелительное, поразившее Джона до такой степени, что он безмолвно и с замешательством подошёл к постели, сел на неё и смотрел на жену с видом крайнего изумления.

— Я так рада, Джон, что ты воротился: мне хотелось сказать тебе несколько слов. Я лежала в постели и всё думала об этом, всё ворочала это в голове. Мне недолго остаётся жить; я скоро умру, Джон, я это знаю.

— Ах, пожалуйста! Ты надоедаешь мне своей хандрой.

— Нет, Джон! Это не хандра. Посмотри на меня! Посмотри на эту руку... посмотри мне на лицо. Я так слаба, — и такой сильный бывает кашель у меня, что, мне кажется, я должна умереть. Не думай, что я говорю это, чтоб встревожить тебя. О себе я не забочусь; но мне бы не хотелось, чтоб дети наши выросли, как мы с тобой, и были похожи на нас. У тебя, Джон, есть много замыслов; оставь их все, и позаботься о том, чтоб научить детей наших читать, и сделать их полезными людьми.

— Вот ещё! К чему это? Я никогда не учился читать, а несмотря на то, из меня вышел такой славный малый, какие редко встречаются. Есть множество людей, которые, не зная ни читать ни писать, с каждым годом наживают себе денежки. Старик Губелль, например, что на плантации Шэд, знает грамоте не больше моего, а между тем составил славный капитал. У него девять сыновей, — и ни один из них понятия не имеет о том, что значит читать. Из этого ученья, я тебе скажу, пользы нет ни на волос. Оно научает шарлатанству, свойственному вообще всем янки. Каждый раз, когда имел я дело с ними, они всегда надували меня. Где же тут польза, желал бы я знать? В молодости и тебя учили читать,— но много ли добра принесло тебе это учение?

— Оно и так, если хочешь; но не надо забывать, что я была больна день и ночь, переезжала с места на место; постоянно имела на руках больного ребёнка, и не более ребёнка знала что мне делать с ним. Всё же, я бы желала, чтоб Фанни чему-нибудь научилась! Мне кажется, если б вблизи нас находилась школа, или церковь или что нибудь в этом роде, я бы посылала их туда ежедневно, — если б можно было отправить их на небо, я бы отправила их навсегда.

— Пожалуйста, перестань говорить такой вздор, мне надоело слушать тебя; я устал, потому ложусь спать.

И Криппс, сбросив пальто с своих плеч, развалился на постель и вскоре, погрузившись в крепкий сон, захрапел. Тифф, баюкавший трудного ребёнка подле очага, тихонько подошёл к кровати и сел.

— Миссиc Сью, — сказал он, — напрасно вы говорили с этим человеком. Не подумайте, что я намерен оскорблять его, нет! Но дело в том, м-сс Сью, что он не природный джентльмен, следовательно нельзя и ожидать, чтоб он смотрел на вещи подобного рода, как смотрим мы, которые принадлежим к старинной фамилии. Не горюйте, мисс! Предоставьте это дело старому Тиффу. Не было ещё такого труда, от которого бы Тифф отказался, и который бы ему наскучил. Хи! Хи! Хи! Мисс Фанни начинает порядочно читать; надобно только уговорить нашего масса, чтоб он купил для ней книжек; — я и это сделаю. Между прочим я должен сказать, что на днях пришла мне в голову славная идея. На нашу большую плантацию приехала молоденькая леди, из нью-йоркского пансиона, и я намерен порасспросить её кое о чём, вообще, и о воспитании детей в особенности. Разумеется поговорю с ней и на счёт того, в какую церковь должны ходить наши дети. Вы знаете, в настоящее время решить этот вопрос не совсем легко;— но я беру его на себя и решу, по возможности, лучше. Мисс Сю! Ведь и я стремлюсь в обетованный край! Так неужели я пущусь в него, не взяв с собой ваших детей.— Ха! ха! ха! Этого-то уж не будет; Тифф не оставит их... Тифф будет при них где бы они не находились. Это верно, как верно и то, что я Тифф. Хи! Хи! Хи!

— Тифф, — сказала молодая женщина, устремив на него свои большие, голубые глаза, — я слышала, что есть книга, которая называется Библией; видал ли ты её?

— Как же, мисис, видел: это такая большая книга!.. Ваша мама, когда вышла замуж, привезла её с собой; но потом её разорвали, а другой не привозили. Впрочем, на собраниях под открытым небом, и в других подобных местах, я таки успел узнать из неё кое-что.

— Что же такое?— скажи мне, Тифф, — спросила Сью, остановив на старом негре большие глаза, полные тревожного ожидания.

— Да вот хоть бы на последнем собрании; из неё много было говорено. Только проповедник говорил так скоро, что я многое пропустил мимо ушей; но одни слова он так часто повторял, что я не мог не запомнит их.

— Какие же эти слова?

— "Придите ко мне все труждающиеся и обременённые, и я дам вам покой!"

— Покой, покой, покой! — сказала больная задумчиво и с тяжёлым вздохом. — Ах, Тифф! если бы ты знал, как давно я желала его. И он говорит, что это написано в библии?

— Да, миссис, да! И мне кажется, что эти слова были сказаны самим Спасителем. Когда я вспоминаю о них, так на душе становится как то особенно легко. Всё бы кажется слушал такие отрадные слова.