Вероятно, ей далеко было до Золотого Скорпиона, не говоря уже о его великих предках, но появление в семье могущественной волшебницы стало гордостью отца и радостью матери. Когда Фади исполнилось четырнадцать лет, она покинула свой солнечный край, чтобы выйти замуж в холодную сумрачную Савру. И вот теперь двое ее детей, как ни радовали материнское сердце, а все же лишены были и толики той силы, которой обладала сама Фади. В Савре ее звали Риодной Алгаротой, матерью птиц. Каким образом народное воображение связало ее с птицами, Фади не понимала: разве только те, что без конца кружили у башен горного замка, могли еще быть приняты за ее слуг. Мысль о том, чтобы обречь свой род на новое многовековое прозябание, страшила Фади. Не раз и не два она обращалась к легендам далекого прошлого: перед глазами ее вставали то Рауфи Желтая Лисица, то Мать-ящер из местных легенд. Фади не постояла бы за ценой, чтобы заполучить себе в мужья дракона, кентавра или гидру. Она вынашивала эти планы с рождения сына, но прежде чем осуществить их, хотела пристроить своих детей: если с ней случится несчастье, они не окажутся брошены на произвол судьбы.

Два года назад Янош упросил отдать его в обучение в западную Холью. Долина Ицели, где всякий мужчина был воином, казалась ему прекрасным краем храбрецов, воспеваемых в стихах и балладах. Долго плакала Фади, долго не хотела расставаться с ним. В конце концов, она отправилась в Холью сама и среди прославленных воинов, составивших свое богатство наемничеством, нашла Левагура Красного Вепря. Этот человек прошел множество битв и, несмотря на свой возраст, оставался статен и крепок. Именно к нему обратилась Фади с просьбой учить ее сына, и Левагур согласился. С тех пор минуло два года, а мать так ни разу и не повидалась с ним. Пропав в непролазных лесах Хольи, ее десятилетний отпрыск не стремился вернуться в горный дворец.

Но сегодня он выбрался навестить ее вместе со своим учителем. Нынче Фади отдавала замуж дочь, и с самого утра все семейство покинуло замок, чтобы отправиться к дому жениха. Сам жених, сын зажиточного купца, послал им навстречу своих слуг и братьев, чтобы сопроводить невесту от материнского порога до нового дома. Впрочем, забрать девицу с порога, как того требовал обычай, не получилось. Горный замок был неприступен, и Фади, до сих пор не одобрявшая этот брак, отказалась проложить гостям тропу внутри скалы. Пришлось им ждать у подножия горы, когда семейство, наконец, спустилось. Фади с дочерью сидели в повозке, а Левагур и его ученик ехали на лошадях по обе стороны от нее. Путь предстоял неблизкий: выехали засветло, а добраться должны были к вечеру. Аданка, спрятанная под покрывалом, с трудом видела дорогу сквозь плотную сеть на лице и вскоре задремала, привалившись к материнскому плечу.

Она познакомилась со своим будущим мужем год назад, когда стала спускаться с горы в долину. В тот день старый купец проезжал неподалеку с отрядом охраны и юным сыном. Охранники устроили привал у подножия горы, а юноша отправился бродить по долине, вырвавшись из-под пристального отцовского ока. Там и встретился он с девицей необычайной красоты и влюбился с первого взгляда. Уже потом Аданка, плача, призналась ему, что ее мать - могущественная волшебница Риодна Алгарота и ни за что не отдаст единственную дочку заезжему торговцу. Это, однако, не охладило пыл юноши, и много месяцев после этого он приходил к подножию горы, иногда вовсе без охраны, и ждал, когда возлюбленная спустится к нему. Узнав об этих ее вылазках, Фади разгневалась не на шутку и пригрозила замуровать наглеца в скалу, если Аданка еще раз пойдет с ним на свидание. Безутешная дочь осталась дома, угасая с каждым днем, и Фади, как ни была сурова, не могла вынести ее страданий. Видит небо, она хотела для Аданки другой партии, но дочь была ей дороже гордости, и Фади скрепя сердце дала согласие на брак.

Солнце коснулось нижним краем земли, когда свадебный поезд прибыл к дому. Жених уже стоял на пороге в рубашке из алого льна, расшитой золотой нитью. Рядом с ним возвышался отец, облаченный в длинный горностаевый плащ. Завидев гостей, он сбежал с крыльца и заключил в объятия Аданку, едва выбравшуюся из повозки. Затем расцеловал опешившую Фади и широким жестом пригласил собравшихся в пиршественную залу.

Дом был просторен и светел. Окна в нем располагались так, что даже на закате солнечные лучи падали сквозь них, отчего казалось, будто внутри всегда день. Пир еще не начался, и длинные дубовые столы пустовали. Когда гости расселись, старый купец поднялся со своего места и произнес громко:

– Сегодня я, Лотар Маниуш, женю своего сына Ясвора на дочери Риодны Алгароты, и не найдется никого счастливее меня! Да живут они в любви и согласии и да будет потомство их многочисленно, как многочисленны звезды на небе!

Зала взорвалась одобрительным шумом: кто-то кричал, кто-то хлопал в ладоши, Фади услышала даже лихой свист. Ясвор и Аданка, все еще укрытая с ног до головы, стояли поодаль, не садясь на свои места до соединения рук. По обычаю соединить руки жениха и невесты должен был отец последней, но Фади вот уже много лет была вдовой, посему его обязанности принял на себя Янош. Чрезвычайно гордый оказанным ему доверием, Янош подошел к сестре и торжественно вложил ее ладонь в ладонь жениха. Так, держась за руки, они прошли к своим местам во главе стола и опустились на скамью. Шум в зале сделался еще громче. Счастливый отец подождал, пока возгласы и рукоплескания утихнут настолько, что вновь можно станет говорить, а затем поднял руки и провозгласил:

– Да начнется пир!

Казалось, этих слов собравшиеся ждали больше, чем объявления о браке. Тяжелые дубовые двери в обоих концах зала распахнулись, и слуги принялись вносить угощение. Не успел Лотар устроиться рядом с Фади, как столы были сплошь уставлены огромными блюдами и подносами с пирогами, жарким и рыбой, а между ними тут и там расположились кубки и кувшины с водой и вином. Фади едва не силой усадила Яноша рядом с собой, чтобы хоть это семейное торжество он провел с матерью, а не с воинами войхола, расположившимися в дальнем конце зала.

Пока все наедались и напивались, было относительно тихо. Солнце вскоре зашло, и слуги зажгли факелы на стенах. Лотар рядом с Фади выпивал уже третью чашу вина, так и не притронувшись к воде, и оттого сделался еще более словоохотлив, чем был.

– Ты, госпожа, родом из Лаурадамана, как мне доводилось слышать?
– спросил он Фади, отрывая сочащуюся жиром ногу жареного поросенка.
– Я бывал там несколько раз - чудесный край, поистине чудесный. Мне никогда не забыть суатрийских дворцов и бассейнов, а уж сады, о, какие там сады - гуляла ли ты в них, когда была ребенком, госпожа? Я слышал, в Суари выращивают волшебные плоды, продлевающие молодость и отгоняющие тоску. А в Лаоре - о, как-то раз я побывал и там - женщины ходят в невесомых покрывалах из пыли драгоценных камней. Говорят, эту пыль роняют с хвостов огромные огненные птицы, живущие в лаорских лесах. Я видел столько чудес, госпожа, что давно должен был перестать удивляться чему-то. Но мог ли я представить, что и на нашей небогатой земле может существовать что-либо диковинное! Представь себе, госпожа, проезжал я как-то деревню к юго-востоку отсюда, так там рассказывают историю о ладе Хаорте - до чего удивительная история! Говорят, одна местная ведьма держала у себя маленького василиска, а тот возьми и сбеги от нее. Подался в леса, несколько лет там жил и рос, огромным чудовищем сделался, веришь ли, госпожа, длиннее этого стола. И вот когда он уже вошел в силу, нашелся неведомый богатырь, который поразил чудище заговоренным копьем, а сам погиб. Но василиск не умер: говорят, он просто уснул и спит до сих пор в чаще леса.