Агути странно посмотрел на Зодчего и вдруг резко заговорил:

– Ты что себе позволяешь! Словил взгляд "арлекина" и закрылся в себя, как улитка в раковине! Если бы не Фархад, ты к утру с головой как у головастика ходил! Понял, дурья твоя башка?!

– П-п-понял...
– выдохнул Зодчий, озадаченный не столько перспективой превратиться в мегацефала, сколько непривычной для Агути резкостью и раздражительностью.

Однако сил, чтобы возмутиться грубости Агути или обидеться на его справедливые слова, у Зодчего не осталось - с его головой, действительно, происходили странные и непонятные вещи. Он безропотно позволил Агути заняться лечением распадающегося на части мозга, попутно улавливая отдельные слова и фразы:

– ...пишешь-пишешь, а для кого? Тебе же говорили, что взгляд "арлекина" - это как десятисантиметровое пчелиное жало, которое загоняют прямо в мозг! Если вовремя не принять нужных мер, загнёшься от интоксикации или, что ещё страшнее, - "съедет" крыша! Где другую-то искать будешь?..

Зодчий смотрел слезящимися глазами в потолок. Ничего не говорил, только мысленно изумлялся: "Зачем Гоблин сделал волосатые стены?.. Это же так не эстетично!.. И почему окна в комнате треугольные, а кровать круглая?..".

Он не услышал, как в комнату тихо вошли Фархад и Гоблин.

– Как он?
– спросил Фархад.

– Плохо...
– печально произнёс Агути.
– Мне ещё не приходилось сталкивался с подобной реакцией организма на вещественную структуру взгляда "арлекина".

– Знаешь, а ведь "арлекин" был какой-то странный...
– задумчиво проговорил Фархад.
– Я следил за ним до самого распада. В нём и жизни-то никакой уже не было... Не мог он так быстро пройти расстояние до нас и при этом сохранить всю силу в умирающем взгляде!

– Будем надеяться, Зодчему к утру станет лучше, - вздохнул Агути.
– Если нет - придётся везти его в поселение...

Ничего из сказанного Зодчий не слышал. Взгляд давно рассыпавшегося в прах "арлекина" продолжал в его мозгу разрушительную работу, которой молодой организм выходца мог противопоставить только сон: долгий, исцеляющий, благотворный...

Зодчий проспал тридцать пять часов, а когда проснулся, то почувствовал себя почти здоровым... "Почти", потому что где-то глубоко-глубоко внутри него продолжал жить "арлекин", успевший по каналу горящего ненавистью взора передать выходцу частичку собственного "Я".

Едва проснувшись, Зодчий ощутил в себе его присутствие в виде неприятного дискомфорт. А ещё через некоторое время ему стало казаться, что за ним всё время кто-то пристально наблюдает. Но не со стороны. Этот "кто-то" находился внутри: он смотрел глазами Зодчего, слушал его ушами, дышал его грудью, чутко осязал окружающий мир эпидермисом его тонких чутких пальцев...

Легонт встретил повозку у ворот. Выглядел он встревоженным.

– Что случилось?
– спросил поселенец.
– Арина предупреждала, что Переход будет кипучим, но недолгим...

Зодчий соскочил на землю, подмигнул Енору и сказал:

– Это точно - короткий, но бурный...

В последнее слово он вложил скрытый, только ему понятный смысл.

Легонт терпеливо ждал продолжения.

Зодчий с неохотой добавил:

– Один из "арлекинов" оказался очень проворным. Прежде, чем испустить дух, он обменялся со мной взглядом...

Легонт некоторое время всматривался в лицо выходца, видимо решая, пускать его в поселение или нет. Зодчий терпеливо ждал. Вдруг за бревенчатыми стенами пронзительно завизжала свинья. Неожиданный звук разрядил обстановку. Легонт приобнял Зодчего за плечи, увлекая за собой. Повозка не спеша поскрипывала сзади.

– К отцу не пойдём, - сказал Легонт, - недомогает он. Но наказал, как только появишься, сразу дать тебе все книги о нашем прошлом.

Зодчий остановился.

– Я благодарен Амвросию, однако, я не историк. Едва ли мои прежние знания помогут вам.

– Не знаю, почему он выбрал именно тебя...
– признался Легонт.
– Отец доверяет Арине, а девочка увидела в тебе... Впрочем, я не могу об этом говорить. Если хочешь, сам спроси у Амвросия, когда он пригласит тебя. А сейчас, если ты не слишком устал с дороги, идём со мной в кузницу. Возникли некоторые вопросы...